Идея интересна. Последние несколько лет по театральной Москве ходил молодой человек, аспирант Института космических исследований Олег Архипкин, и пытался увлечь идеей спектакля о философии и поэзии казахского гения Абая Кунанбаева.

У Архипкина не было ничего, кроме идеи. В этом смысле готовый спектакль Вырыпаева «Объяснить» (до момента премьеры сменилось несколько режиссеров) — победа прежде всего частной инициативы Олега Архипкина, который реализовал свою весьма благородную идею буквально из воздуха.

Победа частного человека, умеющего убеждать.

Но что видит зритель, пришедший на спектакль по поэзии Абая?

Три-четыре стиха, прочитанных с невероятной экспрессией и аутентичной точностью на казахском языке нескольких русскими артистами (прежде всего Алексеем Филимоновым) и польской красавицей Каролиной Грушкой.

Одно стихотворение читается по-русски, приводятся несколько цитат из умных книг, биография Абая, рассказанная с унылой интонацией экскурсовода, много театрального дыма и необоснованных пауз, пару секунд музыки БГ, мультик про песика Рекса и его философское обоснование и финал, где артисты под фонограмму изображают, что играют на инструментах.

В час с небольшим Иван Вырыпаев не спеша уложил и кучу театральных банальностей, и пару подлинно талантливых секунд, уйму бессмысленности и кучу необоснованных выкрутасов.

А также моменты, когда на сцене ровным счетом ничего не происходит. Спектакль обжигает одновременно и неожиданной простотой, и увлекательным разрушением всех канонов театра, но и неизбывным ощущением обмана, неприкрытой пустотой замысла и смысла.

Если бы спектакль вышел под именем режиссера N, это признали бы провалом. Но Иван Вырыпаев — икона современной сцены. Его спектакли «Кислород», «Бытие № 2» и «Июль» стали манифестами нового театра, нового способа актерской игры, нового текста.

От радикального идеолога современного театра никто и не ждал спокойного рядового высказывания, но спектакль «Объяснить» оказался приглушенным взрывчиком паралитического действия.

Но если уж Иван Вырыпаев пытается объяснить, то зритель пытается понять. Иван ставит спектакль о том, что есть моменты в мировой культуре, которые невозможно ни объяснить, ни понять.

Он ставит спектакль о позе молчания, о немоте, о культурном параличе. И сам спектакль Ивана, его методология, его приемы становятся немотой, неопределенным мычанием вместо внятного рассказа.

Это как поставленный отдельно от остального текста финал пьесы Ионеско «Стулья»: всю пьесу мы готовимся к тому, что придет лектор и скажет нам всю правду о мире, готовим аудиторию и расставляет стулья для нее, а приходит лектор и говорит: «Мгнм... нмнм... гм... ыгм...»

«Объяснить» — это спектакль про интенцию. «Я хочу поставить спектакль про Абая. И я не могу его поставить. Я не в состоянии поставить спектакль про Абая», — как бы говорит нам Вырыпаева. Его «Объяснить» — это про это самое «не могу».

И это очень понятно.

Критику приходилось читать Абая до возникновения этого проекта, а также читать, к примеру, Конфуция. И у него по отношению к этим «формирователям нации» тоже позиция немоты.

Абай для казаха, а Конфуций для китайца — это их всё, символ веры, основание нации, парадигма, центр самосознания. Это глубокие моральные авторитеты, глыбы самоидентификации.

Но в переводе на русский их тексты дезавуируют нас... увы, банальностью. То есть обычной, привычной, удобоваримой моральной проповедью, прямолинейной нравственностью катехизиса: не делай зла людям, слушайся родителей, воспитывай детей, думай о вечном...

Лишенные главного своего оружия — языка, — эти тексты лишаются смысла или по крайней мере оригинальности, пронзительности смысла.

Вырыпаев пытается понять, что такое Абай — человек, о котором можно рассказывать только в унылом жанре экскурсии (как это совершенно блестяще в начале спектакля показывает актер Валерий Караваев), или же подлинный философ, мыслитель.

И не может доказать последнего.

Не в состоянии, не прибегая к языку, передать подлинный смысл высказывания.

Это спектакль против глобализма и против моды на этническую культуру. Он про то, как невозможно разъяснить Востоку Запад, а Западу Восток, о том, что перевод с языка на язык возможен, а перевод культуры в культуру абсолютно невозможен.

Главное, что есть в спектакле Вырыпаева, — чтение артистами стихов Абая на казахском языке, чтение довольно изящное, красивое, аутентичное.

Собственно тексты Абая можно только заучить, заучить с аутентичной интонацией, можно прочесть их более-менее правильно. И выйдет чистая красота, лишенная смысла для русского уха.

Но понять их по-русски невозможно, не включившись глубоко внутрь обстоятельств казахской культуры. И когда Абай звучит в финале в переводе, мы с вами разочарованы: не той поверхностности смысла мы ожидали от таких красивых, завораживающих стихов.

Абай для русских — необъяснимая, необъятная стихия, которая может существовать только в зашифрованных языком метафорах, невозможных к переводу. Перевод в данном случае — расколдовывание, снятие магии. Принцесса, оказавшаяся чернавкой.

Вполне возможно, что проблема — в советских переводах, которые, разумеется, должны были уничтожать и национальную специфику (дабы не допустить казахского национализма), и религиозную глубину.

Мысль понятна. И спектакль Ивана Вырыпаева про непонимание — понятен. Другое дело — форма спектакля.

И тут мне кажется, что надо быть резким и твердым. Это спектакль-манифест, спектакль — жест и поза. Не позерство, к счастью, но позиция.

Это антиспектакль, в котором Иван Вырыпаев делится своими сомнениями по поводу основ искусства, внедряется в серьезный разговор о парадигме театре — может ли он транслировать чужие смыслы, возможен ли театр без сюжета и возможен ли театр как саморазрушение в разрушенных основах спектакля?

И если уж в «Бытие № 2» Вырыпаев объявил себя пророком Иоанном, то выходит, что «Объяснить» — первый спектакль Вырыпаева без драматургии и без своих текстов — это новый завет от выше названного пророка.

Новый художник задает театральному искусству вопросы в своем спектакле, сомневается в устойчивых формулировках, мучается сущностью театра, невозможностью что-то выразить, передать, транслировать.

Но тут надо признать, что время таких спектаклей ушло. И теперь от молодого поколения, от идеологов нового искусства, среди которых Иван Вырыпаев — один из первых, если не первый, ждут не манифестов и «поз молчания», не «антиспектаклей» и «позерства».

Ждут больше искусства и больше смысла. Иначе у того серьезного сопротивления, которое чувствуется в отношении нового театра от приверженцев классических форм, будет больше аргументов в борьбе.

Нет, это не халтура и не насмешка над публикой, как оценили «Объяснить» многие сразу после премьеры. Но это спектакль, в котором не слишком заметны художественные усилия. Это спектакль не художника, а спектакль акциониста, перформера.

А нам хочется, чтобы Иван Вырыпаев оставался, как и прежде, художником.

Мы хотим не голого радикализма, а радикальных художественных решений.