Объясняя, почему Берлин не готов признать Крым частью России, Ангела Меркель сравнила ситуацию с объединением ГДР и ФРГ. Разумеется, сравнение получилось в пользу ее позиции. Ранее эти исторические события сравнивал и Владимир Путин, имея в виду совершенно другое. Есть и другие возможные трактовки – и они Меркель точно не понравятся. У каждой палки, как известно, два конца, а любая историческая аналогия может быть истолкована еще большим количеством способов.
Канцлер Германии Ангела Меркель решила высказаться по поводу воссоединения России с Крымом и в интервью газете Frankfurter Allgemeinen Zeitung заявила следующее:
«Я рассуждаю так: а что бы произошло, если бы тогда к нам в ГДР было бы такое отношение, под девизом «Германия поделена, тут ничего не изменить».&В 
Для того, чтобы понимать, что именно имела в виду канцлер, следует обозначить контекст, в котором эта фраза была произнесена.
Меркель комментировала высказывание председателя Свободной демократической партии Германии (СвДП) Кристиана Линднера, заявившего, что&В «пока Крым следует рассматривать как временное решение на неопределенный срок». В качестве своего исторического примера он привел вхождение прибалтийских республик в состав СССР.
«Аннексию Советским Союзом прибалтийских государств мы ведь тоже никогда не признавали», что, однако, не помешало канцлеру Вилли Брандту и министру иностранных дел Вальтеру Шеелю проводить в 1970-х годах «восточную политику», продолженную Гельмутом Колем и Гансом-Дитрихом Геншером, пояснил политик.
Таким образом, заявление Меркель выглядит странно уже потому, что Линднер вовсе не предлагал согражданам окончательно и бесповоротно признать изменение юридического статуса Крыма. Он просто напоминал, что разногласия по поводу государственной принадлежности той или иной территории не должны быть поводом для отказа от сотрудничества.
Несоответствие ответа канцлера заявлению Линднера – это далеко не всё. Фраза Меркель позволяет куда более широкие толкования.
Одно из них продемонстрировала официальный представитель российского МИДа Мария Захарова: «Разве кто-то мог представить себе пару лет назад, что Канцлер ФРГ возьмёт и разрешит сложнейшую крымскую дилемму, упомянув её в контексте объединения Германии?.. Теперь у нас есть дополнительный железобетонный аргумент, чётко указывающий на историческую справедливость случившегося. Так как разделённым не по своей воли народом является народ России и Крыма, а не Крыма и Украины, что подтверждено не только референдумом 2014 года, но и референдумами, а также попытками их проведения, имевшими место начиная с коллапса СССР».
Подписавший договор о воссоединении с Россией от имени жителей Севастополя депутат заксобрания города Алексей Чалый&В в свою очередь&В отметил, что «Украина будет публично страдать по поводу статуса Крыма, пока будет существовать нынешняя украинская власть, но последняя не вечна, в отличие от государственной принадлежности Севастополя и Крыма». После этого депутат передал Киеву и Берлину «черноморский привет».
Мария Захарова – дипломат, поэтому, говоря о разделенном русском народе, упомянула только Крым – чтобы не было повода говорить об «имперских амбициях российского МИДа». Но если рассуждать менее дипломатично и более исторично, то кто сказал, что развал Советского Союза в 1991 году – это окончательно и навсегда? Западные и юго-западные границы России сейчас соответствуют где-то XVIII, а где-то даже XVII веку, а русский народ живет далеко на запад от проведенных большевиками административных границ, ставших в 1991 году государственными.
Напомним, что единая Германия просуществовала по историческим меркам не так уж долго: с 1871 по 1945 года, то есть 74 года. На год дольше РСФСР и СССР. Но СССР был создан на базе Российской Империи, которая просуществовала куда дольше. А Германия в 1871-м собрана на «живую нитку» из независимых княжеств и королевств.
Поэтому говорить об исторической неизбежности объединения Германии – то же самое, что заявлять об исторической неизбежности восстановления СССР. Доводы о том, что Германия – это государство одной нации, а русские и украинцы – это разные этносы, отвергаются крайне просто. Между пруссами и баварцами куда меньше общего и в религиозном (одни – протестанты, другие – католики) и в языковом плане – баварский диалект серьезно отличается от литературного немецкого.
Мало сомнений в том, что если бы Бавария была независимым государством, то баварский был бы «языком», а не диалектом. В советское время по политическим причинам назывался отдельным языком ничем не отличающимся от румынского молдавский, а в настоящее время считаются разными языками практически идентичные сербский и черногорский.
Впрочем, даже если не поднимать тему возрождения СССР или Российской Империи, заявление Меркель всё равно оставляет простор для неучтенных автором толкований.
Напомним, что Германия была разделена в 1945 году после периода нацизма, сопровождавшегося геноцидом и агрессией по отношению к соседним государствам.
Агрессия со стороны независимой Украины по отношению к России или Польше была исключительно вербальной, но говорить, что ее не было – это ложь. Евромайдан был исключительно антироссийской акцией.
Опять-таки, физического истребления евреев или русских на Украине не было, но языковая и культурная политика начиная с 1991 года велась в сторону ограничения прав русскоязычных.
Поэтому уход Крыма и Донбасса из националистической Украины – это такая же неизбежность, как разделение фашистской Германии после победы над Гитлером.
После того, как спадет нынешнее псевдопатриотическое безумие, и русскоязычные регионы обнаружат, что за годы «противостояния российской агрессии» они окончательно обнищали и утратили право использовать родной язык за пределами семьи, дальнейший распад Украины если не неизбежен, то вполне вероятен.
Кроме того, не следует забывать редко вербализуемые, но никуда не девшиеся претензии Польши на Львов и Западную Украину, а Венгрии – на Закарпатье.
Поэтому, если уж и проводить исторические аналогии (тоже – весьма сомнительные, и тем не менее), то Ангеле Меркель стоило бы вспомнить возвращение в состав ФРГ Саара. Французы и немцы на протяжении столетий воевали за эту территорию, поэтому лозунг «Саар наш» был популярен по обе стороны границы. (В отличие от Крыма, который Украина получила без малейших усилий в 1954 году).
После поражений в Первой и Второй мировых войнах Германия была вынуждена отдать Саар под французское управление (тоже серьезное отличие от Крыма, который Россия и в 1954, и в 1991 отдала Украине совершенно добровольно).
Но что объединяет Саар и Крым – это постоянное стремление вернуться на Родину. В 1935 году 90,73% саарцев проголосовали за объединение с Германией, 8,86 %- за сохранение формальной независимости, и только 0,4 процента голосов было отдано за объединение Саарской области с Францией.
В 1945 году Париж с позволения союзников снова забрал Саар у Германии («Что, эти нас тоже победили?») и снова сделал формально независимым, но подконтрольным себе государством. Уже в 1955-м на очередном референдуме 68% саарцев проголосовали за отказ от независимости, что к 1957 году привело к никем позднее не оспариваемому возврату Саара в состав Западной Германии.
Мирное решение конфликта вокруг Саара стало одним из первых реальных шагов по созданию единой Европы, в которой война между веками сражавшимися французами и немцами кажется чем-то абсолютно невообразимым (как, впрочем, до недавнего времени казалась невообразимой гражданская война на Украине).
Поэтому заинтересованным в мире на Украине политикам стоило бы вспомнить, как решались территориальные вопросы в послевоенной Европе и воспользоваться этими наработками для решения замороженных конфликтов на территории бывшего СССР, а не молиться на проведенные Иосифом Сталиным административные границы.
Проблема в том, что дружба и единство нынешних постсоветских государств нужны США и Евросоюзу не больше, чем единая Югославия. То есть, совсем не нужны.
Но мы, если что, дружить пока готовы. В своем обращении по поводу воссоединения России и Крыма Владимир Путин, напомним, сказал следующее:&В 
«Верю, что меня поймут и европейцы и, прежде всего, немцы. Напомню, что в ходе политических консультаций по объединению ФРГ и ГДР на, мягко говоря, экспертном, но очень высоком уровне, представители далеко не всех стран, которые являются и являлись тогда союзниками Германии, поддержали саму идею объединения. А наша страна, напротив, однозначно поддержала искреннее, неудержимое стремление немцев к национальному единству. Уверен, что вы этого не забыли, и рассчитываю, что граждане Германии также поддержат стремление русского мира, исторической России к восстановлению единства».