Украина вступила в состояние биоценоза — стабильной ситуации, которая не содержит перспектив для прорывов, но при этом защищена от резкого скольжения вниз. Нет драйверов роста — ни внешних, ни внутренних. Однако элементы «украинского политикума» (как это здесь называется), при всех внутренних конфликтах, крайне заинтересованы в сохранении своей экосистемы, поэтому в нужный момент будут находить возможности договориться и обеспечить ее выживание. Особенность этой экосистемы в том, что при всей ненависти или подозрительности, которую испытывают ее участники к друг другу, выжить они могут, лишь придав своему жизненному пространству статус заповедника. Постепенно будет идти износ инфраструктуры, и на промышленном, и на бытовом уровне. Разрушаться дороги, отключаться лифты, выходиться из строя оборудование. Это — медленный процесс, и его растянутость будет создавать возможности для адаптации. Украинцы умеют образовывать личные сцепки, комьюнити, внутри которых грамотно распределять ресурсы. В них развит навык личной поддержки (вопреки ложному стереотипу об эгоизме), за счет переноса многих сельский и хуторской особенностей в города, кумовства, землячества и тому подобных форм архаичной жизни. Произойдет активное врастание в почву, в личное хозяйство. Все это даст определеную защищенность; возникнет что-то близкое к идеалу Петра Кропоткина — общество как система самоуправляемых общин. Интересен в этой связи феномен украинской коррупции, в ее сравнении с российской. Если представить коррупцию в виде пирамиды, то в Украине грани этой пирамиды расходятся к основанию под гораздо большим углом, чем у нас. Иными словами, распределение средств, полученных в рамках коррупционного акта, захватывает значительно большую долю участников. Что, разумеется, как-то стабилизирует ситуацию. Поскольку неформализованные общины включают самых разных участников — среди них есть и силовики, и врачи, и жители села, и чиновники, и священник, чтобы всех простить — это будут устойчивые автономные образования на значительной дистанции от государства, которое мало кто воспринимает всерьез. Да и сами элиты, по сути, представляют собой такие же общины, только более высокого уровня. Таким образом, Украина станет системой пирамидок разного размера. А поскольку некоторые члены одной структуры могут одновременно находиться и внутри другой, будут возникать разветвленные горизонтальные связи между группами. Значительная часть государственных функций будет передана на аутсорсинг — по ключевым вопросам в Вашингтон, по более частным — в Берлин. Эти центры будут выполнять функцию лесника, следящего за общим за порядком, но без попыток влезать в самую чащу. Местная власть будет обеспечивать условия, при которых общины не станут палить друг в друга, и для этого — свинчивать особо буйных и мотивировать всех говорить на одном языке, пусть и с разными акцентами. В каком-то смысле это — опередившее своё время модель будущего. Однако из-за низкой технологической платформы и постепенной инфраструктурной деградации эта модель не станет образцом для других народов. Но, тем не менее, в отдельных пирамидках могут возникать крайне интересные креативные процессы, совершенно неординарные решения. Когда таких структур много, шансы на неординарность существенно возрастают. И в этой связи моя картина не является пессимистической. Но уж точно — крайне мозаичной. Алексей Фирсов, руководитель Центра социального проектирования «Платформа».