Вчера, 27 января, на телеканале «Вести» весь день, хотя и с перерывами, шла прямая трансляция Поместного собора в храме Христа Спасителя. Кандидатами в предстоятели РПЦ были объявлены патриарший местоблюститель митрополит Кирилл, управделами Московской патриархии митрополит Климент и митрополит Белорусской православной церкви Филарет.

И число кандидатов на патриаршество, и напряженно светящийся короб телеэкрана будили ассоциации с так называемым «Пещным действом», с сюжетом старинной церковной драмы об испытании веры трех отроков. Впрочем, избрание патриарха Московского и всея Руси в прямом эфире стало скорее испытанием наших массмедиа. Как и всей современной модели бытия. При попадании экранной картинки избрания в наш повседневный контекст пронзительнее высветились многие противоречия духовного и физического порядка.

Сразу показалось, что в виде прямого эфира и интернет-хроники означенного действа в наше информационное меню включили плод с древа познания. Его поглощение заставило увидеть и ощутить, насколько мы все «наги» со своей ультрасовременностью и коммерческими ухватками. Церковному обряду пришлось вписываться в те медиаформаты, которые повсеместно приняты. Заседания Архиерейского, а потом и Поместного собора транслировались по ТВ в обрамлении бегущих строк об ураганах и курсах валют, спортивных результатах наших сборных и ценах на нефть, о положении в секторе Газа и интервью первых лиц государства.

Под оперативной информацией о ходе выборов патриарха на сотнях сайтов зависала реклама модных автомобилей и прочих штук, преданно служащих нынешним представлениям о комфорте, престиже и красоте. Мелькали по бокам веб-страниц предложения о борьбе со временем и продаже иллюзий индивидуальной вечности — в виде средств для нестарения кожи и нелысения черепов. А что уж говорить о культе очищения организма, понимаемого сугубо физиологически...

Сделалось очевидно, насколько жесток и наивен человек, насколько он не подотчетен в своих действиях Богу и христианской морали. Нельзя было не ощутить, насколько наша медиасфера переполнена промоушеном товаров, услуг и стиля жизни, контрастных православному миропониманию.

Но если церковь идет в это профанное медийное пространство, значит она на него согласна, на такое, какое оно есть. Без массмедиа продвижение сегодня не состоится, в том числе и продвижение РПЦ. Тут-то церкви и пригождается христианская терпимость.

Современное пространство СМИ организовано как бесконечность, равняющая многие явления, несоизмеримые в классической системе координат. Массмедиа тотальны и бесцеремонны в своей экстенсивности. Христианская же модель мира и церковная структура предполагает вертикальность и жесткую иерархию с разграничением профанного и сакрального.

И вот они повстречались на узеньком экране.

И прояснилась вся степень содержательной непредназначенности медийного уклада для православных или вообще христианских действ. И дело не в его общей суетно-мирской тональности. Дело вообще не в отдельных проявлениях, а в том, что наше медийное пространство не предполагает стороннего взыскующего взгляда — а именно таков взгляд Господа, существование которого подразумевает церковь. Наш медийный мир не терпит взгляда на себя из другой системы координат и ценностей. Он этого взгляда не выдерживает, потому что тогда многие неистово культивируемые внутри медийности ценности оказываются ложными или относительными.

Если задаться вопросом, а как относилось ТВ к происходящему, как себя при нем ощущало, я бы сформулировала свои смутные ощущения так: ТВ старательно осваивало факт существования православной церкви как большой организации и старательно не делало из этого никаких выводов о бытии Господа.

К тому же роль последнего ТВ легко взяло на себя — камеры воспаряли к куполу храма Христа Спасителя и оттуда созерцали происходящее внизу, даруя взорам аудитории грандиозное и прекрасное зрелище.

Высокие своды храма, богатство росписей, убранства и освещения... Чинное собрание служителей церкви, золотые мантии, небытовая ритмика речи... Телевидение выявило, насколько у нас соскучились по масштабным живописным ритуалам, по нарочито несовременному декору, который указывал бы на давнее происхождение традиции. Спеша перегнать современность и моду, сегодняшний мир копит ужасающую усталость от этой гонки. Избрание патриарха было востребовано прежде всего как ритуал, восстанавливающий веру в значимость далекого прошлого, теряющегося в тумане веков. Таких зрелищных ритуалов в нашем обществе объективно мало, но они необходимы современному человеку для эстетической гармонизации и разрядки. Можно прогнозировать, что количество и частота ритуальных действ разного плана будут возрастать.

В то же время выборы патриарха продемонстрировали всю типологическую родственность всех официальных действ и официальных культур. Любовь к сочетанию красного цвета с сиянием золотого, пристрастие к длинным столам с бутылочками минеральной воды... Приветствие от президента РФ, переданное главой президентской администрации... Строгие, полные ответственности лица... Очень длинный доклад с обилием статистических выкладок о фантастическом росте количества монастырей на территории России (прямо хотелось воскликнуть: «А кто ж в лавке останется?»). Аббревиатура «РПЦ», напоминающая все безликие аббревиатуры политического толка и некогда особенно обожаемые советским государством... И фразеология, до боли известная с советских времен.

Повестка, микрофоны, кворум.

Урны.

Радения о неподложности бюллетеней.

Самоотвод в пользу другого кандидата...

И повторилось всё, как встарь.

Аналогия с выборами президента и Думы словно визуально подтвердила, что церковь у нас, может, и отделена от государства, но структурно ему аналогична.

Казалось бы, надо радоваться тому, что новый патриарх избирается путем демократическим. Однако нет ничего более десакрализованного и деидеализированного историей ХХ и XXI века, нежели эти самые демократические процедуры. Есть в них что-то суконное и прозаическое, слишком деловитое и формализованное, внеличностное.

К тому же изначально не подразумевалось наполнение процедуры избрания какой-либо живой и человеческой непредсказуемостью. Как успокоил тележурналиста один из деятелей РПЦ, «у нас на сайтах всё есть», вся информация по возможным кандидатам давно изучена, каждый уже про себя определился.

Процедура избрания патриарха в прямом эфире разворачивалась в жанре монументальной и помпезной церемонии, которой прямой эфир в принципе не обязателен. Это нашему телевидению он нужен — нечасто у нас проходят какие-либо выборы, а после поправок в конституции будут проходить еще более нечасто.

Впрочем, миссию изрядной популяризации РПЦ медийная сфера выполнила. Как и предшествовавший выборам телепроект «Имя Россия» познакомил страну с будущим патриархом, тогда митрополитом Кириллом, ратовавшим за Александра Невского.

Неустанное сопровождение прямого эфира профессором Московской духовной академии Алексеем Светозарским и развернутые исторические телеочерки о православии и бытии православной церкви на Руси приглашали телеаудиторию просвещаться. Заодно подробность и основательность комментариев свидетельствовала о том, что ныне популярный тезис о преобладающей православности россиян — лишь тезис, не подтверждающийся практикой нашего бытия. Телевидение — которое делают россияне — исходило из того, что большинство россиян не в теме православной церкви. Если телевидению очень надо, оно может и не ошибаться. Сейчас заявления о личной православности весьма часто служат замещением социальной и национальной идентификации, не подразумевая ни подлинной веры, ни даже встроенности в культурную традицию православия.

В докладе митрополита Кирилла прозвучало немногословное сокрушение по поводу преобладания в народе деклараций о православности над подлинной принадлежностью православной вере.

С нейтральной точки зрения тот факт, что Россия не является преимущественно православной страной, не хорош и не плох. Это данность, которую нелепо игнорировать. Однако все телеведущие, как по команде, обретали в часы прямого эфира из храма Христа Спасителя благоговейные лица и придыхание в интонациях. Как будто всё общество во главе с телевидением неусыпно следит за выборами патриарха потому, что живет в соответствии с православным пониманием мира и человека. Официальный телеэкран счел за лучшее игнорировать то, что соответствие православному представлению о должном не просто сложно, а мало совместимо с современными условиями жизни, выживания и функционирования человека в обществе.

За кадром остался драматизм существования христианства в современном мире, который слишком многими факторами отрицает прежде всего христианские этические идеалы. И потому возникало ощущение неправды — ненамеренной и нефабрикуемой, нерукотворной и неизустной неправды. А главное — привычной, генетически незабываемой. Ведь в поздний советский период общество признавало само собой разумеющимся вопиющее расхождение идеологических деклараций и повседневной социально-бытовой практики. Озвучивание этой двойственности было недопустимо — оно означало, что человек отказывается играть по принятым в обществе правилам. Сейчас молчаливая двойственность нашего бытия, но уже по отношению к православию, воспроизводится, похоже, на автопилоте.

К началу XXI века многое изменилось. Эра постмодернизма разрешила игровое сосуществование несовместимого, взаимоисключающего. Но та же самая эра отменила и саму возможность абсолютной сакрализации и безоговорочной серьезности по отношению к чему-либо.

И тут на тебе — выборы патриарха.

Скорее всего, РПЦ будет всё более активно сотрудничать с телевидением и медийной вселенной. И российскому телезрителю, еще не разобравшемуся в различиях между своим государством и родной страной, предстоит разбираться в разнице между церковью и верой, а также искать собственную позицию в пространстве традиций, компромиссов и условностей.