«Было бы здорово, если бы какой-нибудь чиновник, который сам не пострадал от трагедии в Крымске, но находится там территориально, используя свои возможности, собрал бы потерпевших вместе, чтобы они могли поддерживать друг друга», – предложил психолог Юрий Кондратьев, объясняя, как именно можно пережить последствия тяжелейшего стресса. Жертвам наводнения в Крымске оказывается материальная и гуманитарная помощь, в Краснодарский Край едут сотни волонтеров, по всей стране организован сбор самых нужных вещей.
Однако не менее важной является и психологическая помощь.
По информации ЮГА.ру, в Крымске 48 психологов оказали экстренную психологическую помощь нуждающимся в 6 774 случаях. «Так, за прошлые сутки, 11 июля, к психологам обратились 473 раза. Всего на телефоны горячей линии в Крымске поступил 3 781 звонок, а за сутки – 592 звонков», - сообщает пресс-служба ГУ МЧС по Краснодарскому краю.
О том, как именно специалисты работают с людьми, пострадавшим от стихии в Крымске, рассказал газете ВЗГЛЯД практикующий психолог,  доцент факультета «Социальная психология» МГППУ, преподаватель факультета практической психологии института УНИК Юрий Кондратьев.

ВЗГЛЯД: Юрий, как вообще происходит психологическая помощь пострадавшим?
Юрий Кондратьев: Когда человек попадает в сложную ситуацию, психологи МЧС оказывают экстренную помощь, с помощью релаксации или даже гипноза возвращают потерпевшего в относительно нормальное состояние, снимают угрозу физической и психической целостности, а дальше передают человека психотерапевтам. Есть такая вещь как постстрессовый синдром, когда человек находится в сложной ситуации невозможности удовлетворения своих элементарных потребностей. На первом этапе важно оказать вообще любую психологическую поддержку, ведь у человека могли погибнуть родные, близкие. Нужно смотреть каждый индивидуальный случай.
ВЗГЛЯД: Т.е. психологи МЧС как скорая помощь приезжают, оказывают первую помощь, а дальше уже направляют к терапевту?
Ю.К.: Да, именно так. Дальше может быть много вариантов, в зависимости от серьезности невроза у человека, наличия депрессивных расстройств. Нужно смотреть, находится ли он сейчас в благоприятной для себя среде. Есть несколько методик, обычно с такими клиентами работают в психотерапевтических направлениях. Например, в экзистенциальном направлении, или в популярных сейчас релаксационных техниках с использованием транса и легкого гипноза. Это хорошо помогает восстановить внутриличностный ресурс. Это – второй этап, когда человека вывели из трагедии, направили немного в нормальную сторону, а теперь нужно научить его адекватно адаптироваться и социализироваться, потому что эти социализационные компоненты теряются, поддержка пропадает.
ВЗГЛЯД: Но в Крымске много пострадавших и мало психологов. Как быть в этой ситуации? Что делать людям, у которых нет возможности длительной терапии?
Ю.К.: Проводились такие эксперименты с людьми, у которых не было возможности обратиться к психологу, их объединяли в группы, похожие на терапевтические, но без полноценного ведущего, свободнотекущие. Но проблема в том, что их работу тяжело прогнозировать.
ВЗГЛЯД: Как могут происходить такие встречи? Это должна быть какая-то самоорганизация? Или все же нужен, кто-то ведущий?
Ю.К.: Сейчас же есть интернет, можно в любой социальной сети создать такую группу встреч, а дальше уже возникнет руководитель группы, который возьмет на себя ответственность. Было бы здорово, если бы какой-нибудь чиновник, который сам не пострадал от трагедии в Крымске, но находится там территориально, используя свои возможности, собрал бы потерпевших вместе, чтобы они поддержали друг друга. Он может даже не брать на себя функции ведущего, тем более, если он не является психологом. Хорошо, если никто из пострадавших первое время не будет брать на себя серьезную ответственность. С другой стороны, есть люди, которые на этой ответственности выруливают. Это индивидуальный вопрос.
ВЗГЛЯД: Не приведет ли такая ответственность за группу к гиперконтролю? Не получится, что человек начнет вмешиваться в жизни других и забудет о своей жизни?
Ю.К.: Возьмем идеальный вариант. Когда человек все-таки может нормально соображать после трагедии. Есть два вида контроля: родительский или цензорский – это плохо, а есть здоровый контроль. Человек может брать на себя техническую функцию собирать всех вместе. Это взрослое состояние личности. Важно, чтобы это было не так, как в ситуации, когда мужчину бросила девушка, и он навсегда ушел с головой в работу. Но на первом этапе это может спасти.
ВЗГЛЯД: Кто больше подвержен стрессовой ситуации? Это ведь зависит и от структуры личности, и от возраста, и от пола? Кто легче переносит? С разными людьми ведь нужно работать по-разному.
Ю.К.: Действительно, все индивидуально. Нужно учитывать разные факторы. Во-первых, насколько хорошо человек жил до трагедии, не только материально, но и насколько эмоционально твердо стоял на ногах. В возрастной психологии есть такое расхожее мнение, что дети до 5-6 лет не знают страха смерти, потому что само понятие смерти им неясно. В этом случае у ребенка будет просто испуг.
У нас в культуре принято, что женщины более эмоциональны, но на самом деле они меньше подвержены неврозам, чем мужчины. Потому что женщины отреагировали на ситуацию, выплеснули эмоции, а настоящий мужик терпит 40 лет до инфаркта. В таком случае сложнее работать, потому что мужчина ничего не показывает, потому что, если он будет плакать, это для него стереотипная слабость.
ВЗГЛЯД: Как тогда работать в таком случае? Отличается работа с мужчинами от работы с женщинами?
Ю.К.: Мне кажется, что, зависит от того, у кого какие потери. Одно дело, когда человек спасся, и у него все живы, а другое дело, когда мужа или жену потерял, или, тем более, ребенка. В таких ситуациях это уже рубец на всю жизнь. Что касается пожилых людей, у них у всех очень высокая тревога, нужно обращать внимание на общее состояние, на историю болезни.
#{bigimage=644634}
И еще есть аспект, касающийся веры. Вообще с людьми, которые верят в Бога, работать легче, они в состоянии принять ситуацию, у них идет разделение ответственности за свою жизнь. К тому же, есть социальные институты поддержки типа РПЦ, где тоже можно получить какую-то помощь. Вообще же, чем больше человек стереотипен, тем с ним сложнее работать. На уровень притязаний нужно тоже смотреть. Если он неадекватно завышен, и у человека не получилось поучаствовать в спасении своей семьи, соседей, то самооценка, конечно, упадет. Произойдет потеря субъектности. Тогда нужно человеку как-то донести, что мы не на все влияем, и есть ситуации, независящие от нас, зона ответственности наша ограничена.
ВЗГЛЯД: Нужно поверить, что происходящее – это не наказание, а испытание?
Ю.К.: Да, нужно как-то менять жизненный сценарий после трагедии. Есть ведь такой треугольник «спасатель-преследователь-жертва». Люди, находящиеся в жертвенном проживании, проще переносят трагедии, потому что они привыкли к тому, что они ничего не могут контролировать. Но важно не застрять в таком сценарии.
ВЗГЛЯД: Бывают ведь случаи, когда люди начинают эксплуатировать свою жертвенность. С чем это связано и как с этим работать?
Люди находятся в бесконтрольном пространстве, снимают с себя ответственность за процесс. Нужно смотреть, насколько актуален был сценарий «жертвы» до события. Зависит от фокуса социального восприятия, и чем он уже, тем меньше человек видит выходов из ситуации, можно вообще жить по одной схеме, что мне все должны. А человек, может быть, способен справиться со всем сам, но ему просто нужно, чтобы его пожалели и поддержали.
К сожалению, у нас не очень принято обращаться к психологу, а это может привести к тому, что люди найдут самый простой способ менять ситуацию – алкоголь. В Крымске сейчас не только психологи нужны, но и неврологи, и все остальные врачи для нормального осмотра, чтобы понять и отделить психосоматические заболевания от остальных.
ВЗГЛЯД: В прессе сейчас много информации от очевидцев, но в одном источнике говорится одно, в другом – иное. С чем могут быть связаны искажения событий?
Ю.К.: Скорее всего, у потерпевших бессознательно включается защитный механизм. Очевидцы могут сильно преувеличивать беду. Когда что-то страшное переживаешь, а потом читаешь то, что пережили другие, начинаешь приписывать эти эмоции и себе, уже не разбираешься. Можно еще говорить о присоединении к группе. Как ни странно, такой искаженный феномен референтности получается: вроде нужно радоваться, что меня не зацепило, что я на соседней улице, и меня не залило водой, но как же так, я ведь не в центре событий. И тогда группа потерпевших становится значимой, страшно сказать, группой, к которой я бы хотел относиться. Может быть, и история дефицита внимания. Вообще, любое приписывание – это компенсаторная активность личности. Это нормально, пока позволяет справиться с ситуацией.