Намеченный на 21 февраля в Москве марш «Год Майдану. Не забудем! Не простим!» стал как для антипутинской оппозиции, так и для системных либералов поводом для того, чтобы обвинить власть в нагнетании истерии, запугивании населения, борьбе с призраками и несуществующими угрозами. Зачем уделять столько внимания годовщине украинского Майдана, событиям в другой стране, спрашивают либералы? Марш в центре Москвы в субботу проведет недавно созданное движение «Антимайдан», среди учредителей которого публицист Николай Стариков, лидер «Ночных волков» Хирург, депутат Госдумы Дмитрий Саблин, один из лидеров ветеранской организации «Боевое братство». К ним присоединятся самые разные общественные организации, поддерживают акцию и власти – ничего удивительного в этом нет, ведь своей главной целью участники марша называют недопущение повторения украинского сценария в России.
По сути это пример того, как общество, которое наши либералы любят называть «гражданским», заявляет свою позицию – и то, что власть разделяет ее, говорит о существовании общих взглядов и общей платформы. О том, что есть важные вещи, в которых власть и неравнодушные граждане едины. Это хорошо? Нет, это ужасно и страшно – так говорят наши либеральные оппозиционеры. Речь даже не о радикалах вроде Навального или «Эха Москвы», а о вполне системных либералах, тех, кто отражает позицию либеральной части российской управленческой и бизнес-элиты.
Для них «Антимайдан»
– это инспирированная Кремлем акция, которая направлена на борьбу с призраками чужих революций, с выдуманной проблемой. Кремль специально пугает общество повторением украинских событий в России, чтобы отвлечь людей от ухудшения экономической ситуации, показывает им «страшилки про Майдан», чтобы укрепить собственную популярность и безальтернативность, объявить любых своих критиков предателями – примерно так представляется происходящее нашим системным либералам, уже год пребывающим в серьезном страхе из-за происходящего в стране.
Переубедить их невозможно – но можно попытаться понять, почему так пугающий их патриотический подъем они считают искусственным, а нынешние экономические проблемы, вызванные конфликтом с Западом, с плохо скрываемой радостью рассматривают как ведущие к неизбежному краху власти.
Главная проблема либералов – они категорически не допускают, что те, кто имеет отличную от них точку зрения, могут действительно так думать и, более того, выражать свои взгляды самостоятельно, без указки сверху. Нет, что вы: граждане
– это те, кто был на «марше мира» и придет 1 марта на «антикризисный марш», а их идеологические противники
– это или «кремлевская пропаганда», или ее «жертвы», или «нанятое быдло». Русский мир – это в принципе несуществующее понятие для наших космополитов, они искренне уверены, что его изобрели в Кремле для пиара и оправдания своей «захватнической политики», а отрицание высшей ценности и блага «либеральной демократии» – признак психической или умственной неполноценности.
Дискредитация, высмеивание другой точки зрения – нормальная практика для наших либералов. Раньше, когда в их руках были все рычаги власти, они легко объявляли всех, кто говорит о национальных ценностях, о русском народе, об особом пути русской цивилизации, да хотя бы просто о патриотизме – фашистами. Их гнобили и не давали им возможности высказываться ни на телевидении, ни в печатных СМИ, не пускали в вузы и на госслужбу. Сейчас, когда власть сама уже не просто говорит, но и пытается всячески поддерживать патриотические взгляды и движения – либералы утверждают, что «эта власть насаждает ура-патриотизм и шельмование несогласных «национал-предателями». При этом главная проблема у наших либералов не с властью – а с народом.
То есть с теми, кто и в 90-е, и сейчас был патриотом. Таких людей – абсолютное, тотальное большинство в нашем обществе, и слава Богу, что теперь у них есть повод не только гордиться историей своей страны, но и поддерживать и желать успехов ее сегодняшнему руководителю, отстаивающему национальные интересы в жесточайшем, сродни военному, конфликте с США. Никакой пиар власти не может сделать черное белым – точно так же, впрочем, как не может сделать это и настойчивый антипиар либеральных СМИ.
Преувеличенное внимание к пропаганде со стороны либералов легко объяснимо – профессии пиарщика, рекламщика и специалиста по выборам не только высоко оплачиваемые, но и любимые в их среде. А учитывая и современные достижения глобализации, они и вовсе уверены в том, что виртуальная, нарисованная реальность сильнее реальной жизни – вот и считают, что общество не любит их не за их реальные дела и слова, а потому что власть нарисовала людям соответствующую картинку «предатели Родины готовят в стране «Майдан».
То, что реакция людей на те же украинские события, сплочение вокруг Путина (слово-то какое страшное, недемократическое – сплочение) могут быть связаны вовсе не с пропагандой Кремля (которая, само собой, тоже есть – потому что любая власть предлагает обществу ту идеологию, которую она считает правильной), а с убеждениями, исторической памятью народа и осознанным выбором – не укладывается в голове у либералов. Почему? Потому что подобным правом свободного выбора, по их мнению, наделен только человек либеральных взглядов – все остальные просто лишены подобных способностей.
Тут же приплетается множество образовательных, профессиональных, финансовых и даже национальных оправданий тому, почему «быдло» не умеет думать самостоятельно – чего-то только не выдумывают, чтобы оправдать то, что на самом деле является чистой воды теорией «либерального превосходства», ощущением собственной кастовой избранности, дающей право пасти народ и наставлять власть, удерживая ее от «популизма» или «тоталитаризма» (под которыми понимается любое движение в сторону национальных ценностей), а то и просто свергая.
Этот разрыв с народом не осознается либералами как личная трагедия – напротив, он порой служит лишь еще большим доказательством собственного избранничества. А уж когда и власть начинает себя вести не так, как она, по их мнению, должна – тут либералы и вовсе укрепляются в мысли о своей избранности: ведь глупая власть все делает не так и скоро рухнет, и только «лучшие люди» смогут спасти «эту страну».
Все это было бы смешно – если бы в истории России за последние сто лет подобные люди дважды не приходили к власти. С катастрофическими для страны последствиями. А недавно это повторилось на Украине – где плотно переплелась борьба «лучших людей» за европейский выбор с сознательной игрой Запада на отрыв Украины от России. С катастрофическими последствиями – не только для Украины, но и для всего русского мира. Потому что Украина
– это не «другая страна» для России, для русских: это часть нашего мира. 23 года независимости, полученной в предательском Беловежье, – это миг в тысячелетней русской истории, колыбелью которой были Киев и Новгород.
Происходящее на Украине, населенной тем же народом, что и Россия (неважно, кем считает себя человек, украинцем или русским – понятно, что речь идет об одном народе), имеет первостепенное значение для русских. Насколько важное, можно судить хотя бы по тому, как украинские события смыли как все казавшиеся значимыми, так и реально значимые темы внутриполитической повестки. Не потому, что так приказал Путин – а потому что сейчас для русских нет ничего важнее Украины. Это наша гражданская война, это на нашей земле она идет – и это без всяких высоких слов понимает и чувствует русский человек, будь он волгоградский учитель или президент России. Ему не нужно ничего разъяснять, не нужно его агитировать за русский мир – потому что он сам является его частью.
И понятно, что он с недоумением смотрит на тех, кто пытается доказать ему, что незачем бороться с угрозой российского «Майдана», ведь болотные настроения давно уже купированы (хотя понятно, что как раз в кризис болотные технологии будут пытаться применить вновь), «зачем бороться с несуществующими угрозами, с тем, что не имеет отношения к реальным проблемам, стоящим перед Россией». А уж когда ему говорят, что «сам факт шествия против революции в другой стране – верное свидетельство непропорционально большого места, которое эти события занимают в нашей истории», то он вправе задать простой вопрос: «А у нас с вами точно одна история?»