Сценарист Аарон Соркин, актер Майкл Фассбендер и режиссер Дэнни Бойл показали превращение героя из компьютера в человека.
Голливуд купил права на биографический том Айзексона ровно через два дня после безвременной кончины Стива Джобса, что выглядело в определённой степени цинично, но и было абсолютно неизбежно — в лице основателя Apple студиям досталась идеальная звезда байопика, и за работу немедленно принялись передовые умы Голливуда — выдающийся продюсер Скотт Рудин и сценарист Соркин, который и лично знал Джобса, и считанными месяцами ранее получил все возможные награды за драматизацию истории Цукерберга и ко.
После этого, впрочем, процесс замедлился — Соркин ушёл писать большие самодовольные монологи Джеффу Дэниелсу на «Ньюсруме», по поводу режиссуры в дверь ненадолго заглянул знакомый Финчер, требовавший много денег и Кристиана Бэйла на главную роль, но удалился, не получив ни того, ни другого. В прокат между делом проскользнуло неавторизованное независимое кино с Катчером, северокорейские хакеры дали всем желающим возможность почитать связанные с проектом гневные емэйлы, и к тому моменту, когда настоящий, правильный «Джобс» сменил студию и добрался до съёмочной площадки ровно год назад, никто уже особо не задумывался о том, сколько они после всего этого соберут зрителей. У зрителя же по этому поводу было своё мнение, точнее, ему было банально всё равно, и вот так пару месяцев назад результат всеобщих стараний причалил со странной комбинацией позитивной критики и откровенно провальных сборов.
Возможно, последние были бы выше, если бы зритель увидел перед собой стандартный байопик класса «от колыбели до могилы», либо нечто, сфокусированное на новейшей истории, но Соркин, вооружённый «Оскаром», протолкнул свежий для жанра концепт: фильм из трёх частей, происходящих почти в реальном времени перед запусками знаковых продуктов Apple в 80-х и 90-х. Уже во время просмотра становится очевидным, насколько логичной эта идея была для самого автора, который никогда ничего так не любил, как заставлять своих персонажей яростно обсуждать сиюминутные проблемы.
И вот история подготовки к презентации «Макинтоша» становится почти безупречным 40-минутным фильмом — Джобс, подобно той самой акуле, которая позже появится в кадре, прокладывает свой путь через тесные комнаты и коридоры и последовательно вступает в три конфликта, не желая признавать своей дочь Лизу, отказываясь упоминать на сцене работников Apple II и требуя, чтобы свежесобранный компьютер сказал «Привет». Всё это по случаю очень напоминает «Бёрдмэна», но Соркин умеет писать диалоги, и актёры, получив возможность стрелять друг в друга его репликами, работают с энтузиазмом, передающимся и в зал.
Но стоит первой трети закончиться и начаться второй, как выясняется, что небанальный подход с тремя актами оказался роковой ошибкой. Снова полчаса до презентации компьютера и в кадр друг за другом возвращаются знакомые люди, чтобы ещё раз горячо поспорить с Джобсом за кулисами либо о новых, либо… о тех же самых проблемах. Это превосходный пример убывающей доходности в кино — вместо того, чтобы разобраться с последствиями событий 1984 года, фильм сдавливает их в двухминутную нарезку и перескакивает на несколько лет вперёд, чтобы банально показать зрителю ещё одну 40-минутную вариацию на то, что он только что видел. А потом — и ещё одну.
Впечатление в результате создаётся такое, будто перед нами либо три полноценных байопика, каждый из которых срезали до 40 минут, либо три эпизода телесериала, взятых, например, из первого, четвёртого и восьмого сезонов и склеенных вместе с добавлением топорных флэшбэков, отсылок и самоповторов, чтобы зритель не терял нить.
Разумеется, все это написано, снято и смонтировано так, что можно сверять часы. Один, самый грубый и наглядный, пример. Джобс на сцене, за спиной у него экран с заряженной презентацией iMac. В зале стоит Возняк и обвиняет бывшего друга в неблагодарности. На экране заставка – акула. Возняк заканчивает монолог предложением представить, что Джобс может быть не всегда прав. Think different – загорается на экране знаменитый слоган Apple. «Думай иначе». Такой же демонстративный формализм в решении снимать первое действие на пленку 16 мм, второе – на 35 мм, а третье – на «цифру»: «технологический» сюжет упрятан, таким образом, в само изображение, отмечающее, насколько стремительно меняются носители информации. И, конечно, тут принципиальны ограничения: как и устройства Apple, фильм Соркина и Бойла – закрытая система. Мы не должны видеть Джобса, работающего за компьютером. И ни одной презентации нам тоже не покажут. Именно потому, что Джобс – мастер представления, оно должно остаться за кадром.
Заряженный бесконечными соркинизмами фильм мчится вперёд как локомотив, но смотреть на это чем дальше, тем менее интересно, и происходящему мало чем помогает Бойл, который, в отличие от Финчера, безупречно адаптировавшего свой стиль под Соркина, лишь бегает за персонажами и время от времени, отчаявшись, выдаёт какой-нибудь бессмысленный, но показушный приём вроде превращения стены в экран, на котором зритель видит иллюстрацию произносимых слов. Шум и ярость, наполняющие кадр, вновь обретают должную силу лишь в кульминации третьего акта, когда Сет Роген в своём очередном появлении окончательно задвигает всех остальных актёров, прежде чем в лоб произнести мораль.
Это всё при том, что ключевым второстепенным персонажем по замыслу авторов является вовсе не Воз, не Джон Скалли и не преследующая Джобса по пятам Джоанна Хоффман, но именно Лиза, превращающаяся по ходу повествования из ребёнка в подростка. Это их отношения должны быть главной эмоциональной нитью, но Соркин сначала не уделяет им достаточного внимания, то и дело отвлекаясь на другие конфликты, а затем выдаёт в качестве компенсации безобразно сентиментальный финал, в котором царившее до этого между персонажами напряжение резко сменяется на улыбки, аплодисменты и лучи добра, а Джобс из фигуры высокомерной, пренебрежительной и далеко не всегда приятной становится идеализированным великим человеком.
