— Можно ли говорить о том, что девальвация уже проявила какие-то социальные последствия?
— Посмотрите, за последние полтора-два месяца курс рубля обвалился еще примерно процентов на пятнадцать. Это не может не сказываться на инфляции, ведь значительная часть товаров, в том числе и товаров первой необходимости, — это импорт. Кроме того, конечно, страдают те граждане, которые хранят деньги в рублях, а за последние годы таких у нас стало немало.

— А кто в первую очередь почувствует на себе девальвацию?
— К сожалению, страдают в наибольшей степени люди со средними доходами (не путайте только со средним классом). Это в основном люди, которые работают в частном секторе на невысоких должностях. Наименее обеспеченные слои населения — пенсионеры — хотя бы в минимальной степени защищены: Путин уже пообещал в этом году три индексации пенсии и сказал, что при необходимости будет и четвертая. Будут и бюджетникам зарплату повышать, во всяком случае, ее точно будут стараться платить. А вот те, кто работает в частном секторе, где зарплаты не только не повышают, но нередко сокращают, почувствуют на себе девальвацию в полной мере. Кстати, это как раз те люди, у которых часто есть какие-то сбережения, теперь быстро обесценивающиеся.

— Может, государству не стоит вливать столь огромные средства в спасение крупных корпораций и подумать об этих людях со средним достатком?
— Всё не так просто, ведь не менее важной социальной задачей является сохранение более-менее качественных рабочих мест, сейчас это большой дефицит. С макроэкономической точки зрения очищение экономики от неэффективных компаний — это, может, и хорошо, но не забывайте, что потеря рабочего места — это очень большой социальный стресс для людей. Зачастую это связано с необходимостью переезда, сменой квалификации — всё это дорого и сложно. Государство пока не готово к тому, чтобы обеспечить переселение и переподготовку людей из моногородов, где сейчас обнаруживаются убыточные производства. Иными словами, социальных последствий кризиса нельзя избежать, но надо найти ту золотую середину, которая будет наименее болезненна. В этом смысле определенная девальвация — один из необходимых инструментов, хотя я не могу определить, какие у нее разумные пределы, — это к макроэкономистам.

— Но если спасение крупных корпораций обходится слишком дорого и избавиться от них тоже нельзя — что же тогда государству делать?
— Сейчас спасением может снова стать средний и малый бизнес. Он будет, конечно, развиваться стихийно («отходничество» людей в эту сферу уже началось, кстати), но необходимо и государственное вмешательство, а если быть точным — тотальное государственное невмешательство. Надо просто оставить его в покое. Необходимо отменить все налоги в малом и среднем бизнесе, кроме подоходного, а также запретить какие бы то ни было государственные проверки, хотя бы на некоторое время. Практика показывает, что пока бизнесу от государственного вмешательства вреда куда больше, чем пользы. Многие думают, что малый бизнес — это ларьки у метро, но на самом деле под это определение подпадают все компании с занятостью менее ста человек: ими могут быть более чем эффективные компании и в сфере производства, и в сфере услуг, одним словом, это двигатель развития предпринимательства в стране. Не забывайте, что в развитых странах более половины населения занято в малом и среднем бизнесе, поэтому речь идет не только о стимулировании экономического роста, но и о решении проблемы занятости населения.

— По вашим наблюдениям, государство понимает необходимость развития частного сектора?
— Нет, я не вижу, чтобы у наших властей была реальная картина пути выхода из кризиса. Понимание того, что старая стратегия экономического роста себя исчерпала, кажется, уже есть, но вот какого-то плана по альтернативному пути развития я пока не вижу.

Беседовал Михаил Синицкий