О том, почему власть считает сейчас угрозу экстремизма более чем актуальной, можно судить по вступительному слову Владимира Путина на заседании Совбеза, обсуждавшем Стратегию противодействия экстремизму. Не случайно президент назвал экстремизм проявлением антинародного мышления. Под видом отстаивания народных интересов радикальными методами экстремизм несет угрозу не просто государству, но и самому народу. Стратегию готовили МВД и ФСБ, а обсуждал Совет безопасности под руководством Путина. Опубликовано только выступление президента, но оно прошло практически незамеченным прессой.
В комментариях повторялись привычные сетования на то, что понятие экстремизма и так очень широко у нас трактуется и под него якобы попадает даже конструктивная критика режима, а теперь власть будет еще сильнее давить несогласных и закручивать гайки. Да и вообще, угроза экстремизма сильно преувеличена – как сказал один из либеральных экспертов, «у нас нет даже следов политического подполья, которые было бы ориентировано на свержение власти». Чуть ли не радостно отмечается, что Кремль, дескать, боится цветных революций и сам признает это. Ну и, конечно, слова про антинародное мышление очень возбудили либеральную публику, это же дух 37-го года!
При этом надо напомнить, что в 90-е годы правившие тогда либералы объявляли экстремистским едва ли не любое проявление патриотизма и национального сознания. Загонялись в подполье все попытки сопротивления их курсу на то, чтобы лишить Россию даже памяти о ее собственной, уникальной цивилизации, подготовить ее к растворению в глобальном проекте и к ликвидации. Тогда лозунг «Слава России» могли позволить себе только в подпольном и призывавшем к свержению власти Русском национальном единстве. Но с начала нулевых, когда этими словами стал заканчивать свои выступления на праздничном приеме в честь Дня России Владимир Путин, ситуация стала меняться.
Власть перестала восприниматься большинством как антинародная, а ведь к правившей страной в 90-е полуколониальной олигархической элите вполне заслуженно относились именно так. Эта «элита» и была по сути главной причиной роста радикальных настроений в обществе, постепенно переходящих в экстремистские. Ведь своей антинациональной политикой она вызывала возмущение народа, которому оставалось или молча наблюдать за тем, как уничтожается он сам, его государство и русская цивилизация, или переходить к радикальным, экстремистским способам борьбы за свое выживание и сохранение России. Если бы правление олигархии продлилось еще несколько лет, то рост числа сторонников радикальных методов борьбы с антинациональной властью неминуемо привел бы страну к восстаниям и гражданской войне.
Слава Богу, что пришедшему к власти Путину удалось как оттеснить олигархат, так и, консолидировав вокруг себя часть национально мыслящей элиты, изменить курс корабля, летевшего на рифы. Отношение людей к власти стало меняться. Большую роль в этом сыграло и то, что Кремль разгромил реальных экстремистов, угрожавших единству и безопасности России – бандитское «государство» в Чечне. И хотя социальное расслоение не уменьшалось, а межнациональные проблемы в нулевые годы продолжали нарастать, все же само отношение к Путину как к национальному лидеру, а не к главе элиты, существенно уменьшило опасность обвала России в смуту.
Теперь уже причинами роста радикализма становились в первую очередь межнациональные противоречия, обострявшиеся на фоне нивелирования всего национального. Отказ от национальной идентичности уже не был курсом высшей власти, но идеологию еще долгое время продолжали определять те, кто не умел ничего другого, как внедрять «последние западные моды» – толерантность и мультикультурализм, под видом которых по сути велась работа по противодействию русскому национальному сознанию.
Вместо реального патриотизма, основанного не просто на любви к своей истории и культуре, к своему народу, но и на знании и понимании их смыслов и кодов, на стремлении обустроить современную жизнь в соответствии с моральным кодексом, верой и ценностями собственного народа, культивировался казенный, вненациональный и внецивилизационный патриотизм, глянцево-голливудский, одинаково применимый (а точнее – неприменимый) что для России, что для Франции.
И на этом фоне шла борьба с экстремизмом, но только через силовиков и спецслужбы, совершенно игнорируя тот факт, что главным противодействием экстремизму служит наличие общей морали у власти и народа. Грубо говоря – необходимо мочить в сортире террористов и вооруженное подполье на Северном Кавказе, одновременно словом и делом демонстрируя живущим там людям, что местная власть не имеет от центра лицензии на казнокрадство. Карать молодежные банды, убивающие мигрантов и кавказцев, делая все для того, чтобы у русских не было даже повода считать, что на своей земле их вытесняют хорошо сплоченные, криминализированные до мозга костей этнические мафии.
Без этого самые жесткие меры, самое искреннее намерение сохранить стабильность государства ничего не гарантируют, потому что оставляют огромное поле для естественного роста радикализма. И дают возможность внешним силам, заинтересованным в сокрушении власти и страны, играть на существующих проблемах, стимулировать и направлять тех, кто уходит в радикальный протест, использовать их для удара по государству. Ведь суть механизма цветных революций как раз и состоит в использовании тонких мест в социальной и национальной ткани общества, в организации и возгонке бунта из подручных местных материалов.
На Совбезе Путин говорил об использовании экстремизма в геополитической борьбе:
«В современном мире экстремизм используется как инструмент геополитики и передела сферы влияния очень часто. Мы видим, к каким трагическим последствиям привела волна так называемых цветных революций, какие потрясения испытали и испытывают народы стран, которые прошли через безответственные эксперименты подспудного, а иногда и грубого, как у нас говорят, «ломового» внешнего вмешательства в их жизнь. Для нас это урок и предупреждение, и мы обязаны сделать всё необходимое, чтобы подобное никогда не случилось в России».
Путин всегда понимал это, еще до того, как в 2003–2004 мы увидели серию цветных революций на постсоветском пространстве. Понятно было и то, что все это лишь тренировки перед главной целью – проведением такой же операции в России с целью подчинения нашей страны влиянию глобализаторов. Но противодействие этим планам шло в основном на уровне силовых структур и создания имитационных провластных молодежных движений, рекрутировавшихся по карьерным, а не идейным соображениям – потому что люди, занимавшиеся этим, в принципе не имели никакой идеологии и не могли предложить ничего, кроме симулякра.
Но за несколько последних лет, прошедших с тех пор, как Путин взял в свои руки формулирование идеологии власти, пошли реальные изменения. Начатая Путиным национализация и очищение элиты, поворот к традиционным ценностям, к национальному самосознанию, идеология русской весны, курс на новую политику в области культуры, избавление от других родимых пятен космополитического либерализма 90-х, реальное, а не показушное ограничение миграции, борьба с национальными мафиозными кланами и прикрывающими их коррумпированными силовиками – все это и станет главным способом противодействия экстремизму в России.
И главной профилактикой против него – о необходимости такой профилактики настойчиво говорил на Совбезе Путин, призывая «искоренять даже предпосылки для его проявления, своевременно выявлять причины, способные спровоцировать конфликты на национальной, социальной или религиозной почве». Эта профилактика уже происходит, потому что народ убеждается, что власть взяла курс на сближение с ним, на то, чтобы менять моральную атмосферу и принципы организации власти, сам образ будущего, приближая их к требованиям и ожиданиям людей. Власть заботится не о самосохранении, а сохранении государства, которое является лишь формой существования русской цивилизации и народа.
Настоящий заслон на пути цветной революции способны поставить не Кремль и не силовики, а само общество, не только понимающее причину озабоченности власти существующей угрозой, но и видящее в экстремистах не борцов за народное дело, а силу, враждебную его высшим ценностям. Сейчас и общество, и власть осознают, что целью смуты в России является не решение реальных проблем, волнующих наш народ, а ликвидация главной проблемы для наших недругов – самого русского народа.
Именно поэтому Путин и назвал экстремизм антинародным мышлением:
«Необходимо знать и понимать, что разжигание конфликтов между людьми разных национальностей и верований, пропаганда националистической идеологии, массовые нарушения общественного порядка на этой почве, тем более призывы к насильственному свержению существующего строя, – это прямое проявление антинародного мышления, это прямые проявления экстремизма».