Приснопамятный августовский путч, очередную годовщину которого мы "отметили", имел не только политическую, но и экономическую подоплеку.
Причем если с политической подоплекой сейчас все более или менее ясно (государственная власть в СССР расползалась по тогда еще союзным республикам, лишая центр реальных рычагов влияния), то экономическая подоплека была настолько сложной и запутанной, что имеет смысл попытаться ее реконструировать - хотя бы для того чтобы понять, от какого хозяйства мы ушли и к какому пришли.
Формально подкоп под суверенные прерогативы центра начался еще за пару лет до описываемых событий - введением так называемого "республиканского хозрасчета". Инициаторами этой, прямо скажем, не очень глубокомысленной идеи являлись представители прибалтийских республик, которым очень хотелось самостоятельно распоряжаться ресурсами, не согласовывая каждое движение с союзным руководством.
Концепция республиканского хозрасчета основывалась, как теперь уже всем понятно, на иллюзии, что каждая республика может сама себя прокормить и в ресурсах, предоставляемых из центра, не нуждается. При этом - видимо, понимая шаткость своей позиции, - сторонники введения хозрасчета говорили в основном о достаточно поверхностных вещах: о том, что надо закрепить за каждой республикой только финансовые и потребительские ресурсы, производящиеся на ее территории, а вот об остальном пусть центр сам заботится.
Однако добившись получения желаемых ресурсов, местные хозяйственники быстро поняли, что все равно остаются зависимыми от ресурсов, централизованно распределяемых, без которых потребительский комплекс той или иной республики тут же переставал функционировать. Если, например, свиноводческим фермам Эстонии прекращали выделять комбикормы (а их республика не производила), а кондитерским фабрикам Латвии - какао-бобы и сахар, то они тут же останавливались, потребительский рынок пустел, а поступление доходов в республиканские бюджеты резко сокращалось. Осознав эту незамысловатую связь между производством и потреблением, республиканские власти стали настаивать на том, чтобы уже вся продукция, производящаяся на данной территории (в том числе производственно-технического назначения), оказывалась в распоряжении местных властей, а они будут сами менять ее на нужные материалы. Но здесь уже начались сложности, потому что часть такой продукции была военного назначения, а на военные заводы республиканские власти никогда доступа не имели. При попытке же начать распределять продукцию гражданского назначения политическая верхушка натолкнулась на оппозицию директоров и трудовых коллективов, которые справедливо заявили, что эта продукция произведена только ими, а не какими-то там республиканскими властями, и поэтому только они могут ею распоряжаться.
Потерпев неудачу в сфере производства, новоявленные "республиканцы" перенесли свою деятельность в более легкую сферу - денежного обращения и государственных финансов. Столкнувшись с падением доходов республиканских бюджетов из-за снижения оборотов местной потребительской промышленности и отказавшись предварительно от финансовой помощи центра, республиканские власти решили восполнить потери началом эмиссии собственных денег. Предполагалось, что раз поступления, выраженные в рублях, практически отсутствуют, то надо выпустить республиканские деньги и за их счет оплачивать все расходы республиканских бюджетов, при этом совсем уже не ставя союзный центр в известность о производимых операциях.
Несмотря на явную легковесность этого подхода, во многом он был вынужденной реакцией на странную финансовую политику самого центра. Упомянем о ее основной особенности - ничем не ограниченном финансировании расходов в сочетании с жестко фиксированными ценами. Союзный бюджет напоминал водопроводный кран, у которого прохудились прокладки, - финансовые потоки лились изо всех щелей, финансировалось все подряд. Об эффективности принимаемых решений никто и не думал, в результате чего денежные доходы всех хозяйственных субъектов росли, а увеличения выпуска продукции не происходило. Если бы цены при этом были "свободными", то наблюдался бы их постоянный рост, но при социализме цены были "стабильными", поэтому на товарных рынках господствовал дефицит, товары или распределялись, или продавались по ценам черного рынка. Особенно этот дефицит усилился в конце 80-х годов, когда, пытаясь покрыть социальные долги прошлого и удовлетворить социальные притязания настоящего, союзный бюджет резко увеличился в расходной части без адекватного увеличения доходной. Бюджетный дефицит покрывался за счет денежной эмиссии, не имевшей никакого товарного покрытия, что еще больше усиливало дефицит товарный. Поэтому вводя республиканские деньги, власти в республиках пытались не только эмансипироваться от союзного центра, но и отгородить свои товарные рынки от полного разрушения.
Насколько им это удалось - сейчас сказать трудно, однако потеря финансовых рычагов не могла не беспокоить центральные власти, которые после многих лет дискуссий и препирательств все-таки решились на смелый шаг - произвели перерасчет цен и обмен денег. Я сознательно не употребляю термина "реформа" в отношении этих мероприятий, так как никакими реформами здесь и не пахло. Цены были не либерализованы, а только пересчитаны в сторону повышения. Что же касается обмена денег, то даже его не могли довести до логического конца: изъяв у населения часть наличных накоплений в купюрах достоинством 50 и 100 рублей, финансовые власти внесли не обменянную сразу их часть на депозит в Сбербанк, а последний тут же использовал эти свалившиеся ему на голову средства для выдачи кредитов и, таким образом, вернул эти ресурсы в активное денежное обращение, сведя на нет весь эффект от мероприятий по обмену.
При этом механизм денежной эмиссии остался прежним, то есть при финансировании дефицита союзного бюджета в обращение продолжали выпускаться новые деньги, а дефицит продолжал стремительно нарастать и требовать все больше и больше денег для своего покрытия.
Естественно, подобный механизм, несмотря на проведенную модификацию, все равно долго бы не просуществовал. Нарастание товарного дефицита привело бы к падению трудовой активности рабочих, дело закончилось бы массовыми забастовками и полной остановкой производства, после чего союзному руководству все равно пришлось бы уйти в отставку. Благодаря политическим раскладам кризис центральной власти резко ускорился, и вслед за судорожной попыткой путчистов укрепить центральную власть полная ликвидация союзного центра произошла гораздо быстрее, чем это могло произойти чисто экономическим путем. Однако не стоит забывать, что эта политическая ликвидация имела под собой сильный экономический базис - если бы в советской экономике все было хорошо, то никакого рассогласования, разделения и распада не было бы и в помине.
