Очередной, становящийся традиционным, визит Патриарха Московского Кирилла в Украину опять прошел под знаком непрекращающихся споров о целесообразности таковых в свете необходимого воссоединения украинской православной паствы.
Не вдаваясь в канонические тонкости (хотя, безусловно, без их учета комплексно рассматривать проблему невозможно) попробуем рассмотреть некоторые аспекты светской составляющей истории современной Русской православной церкви, а также отметить некоторые штрихи в личности святейшего иерарха, вызывающей неоднозначную реакцию в среде отечественного православия.
Необходимая сноска: о делах религиозных всегда нужно говорить с великой осторожностью, дабы не оскорбить ничьих сокровенных чувств и убеждений. Автор заметки ни в коем случае не ставит себе целью такие действия, поэтому заранее просит с христианской терпимостью отнестись его точке зрения.
Адепты сохранения украинского православия в лоне Московского патриархата зачастую делают ударение на то, что каноничность и святость данного учреждения освящена веками, тогда как раскольничья, по их мнению, церковь Филарета отпочковалась от единого тела русского православия совсем недавно и не имеет никаких исторических корней. Единство иерархии на восточнославянских землях предопределено волей византийского священства, благословившего длань Москвы над всеми православными землями исторической Руси.
В Средние века в православии существовала единственная Вселенская церковь, каноническая юрисдикция которой распространяется на всех верующих. Первоиерархом этой церкви являлся Константинопольский Патриарх, второй после римского епископ в христианской традиции. После завоевания Второго Рима османами значение его постоянно уменьшалось, сейчас Вселенский Патриарх формально считается первым среди равных (других иерархов патриаршего сана в православном диптихе), фактически его роль еще гораздо скромнее.
Но это сейчас, а в ХVI веке молодому и крепнущему Московскому государству, претендовавшему не только на первенство на восточнославянских землях, но и на политико-идейную преемственность от почившей в бозе Византии в качестве лидера православной ойкумены, санкция Константинополя на создание поместной церкви и освящение собственного патриарха нужны были позарез. Действо было проведено в 1589 году, но существует весьма стойкое мнение о том, что предваряло его насильственное содержание Константинопольского Патриарха в Москве, давление и угрозы в адрес иерарха со стороны московских властей. С учетом существовавших в то время в царстве практик (к примеру, взаимоотношения Ивана Грозного с клиром) оснований сомнений в этом немного.
Характерно, что большую часть времени до упразднения своего сана Петром I, Московский Патриарх подписывался примерно как «Патриарх царствующего града Москвы, Руссии и северных стран». Юридический позитивизм тогда не был развит, поэтому формула в официальных документах того времени могла варьироваться, но главная идея была именно такой. Так вот, оставив без внимания то, что используется именно термин Руссия – Россия, а не считавшейся тогда историческим архаизмом Русь, возращенный к жизни екатерининскимим историками, интерес вызывает формулировка «северные страны». Северные от чего – Константинополя, Москвы?
Более вероятным выглядит второй вариант. В конце XVI века как раз северное, а точнее северо-западное направление представляло собой главный вектор московской геополитической экспансии – борьба сначала с Литвой, затем с Речью Посполитой за Прибалтику, со шведами – за Прионежье и Ладогу. Такая легитимизация безусловно способствовала укреплению позиций Москвы среди местного православного населения, являлась своеобразной сакрализацией ее притязаний, но мы не можем утверждать, что южно- и западнорусские земли в глазах Константинополя каким-то образом включались в новую епархию или подобное проектировалось Вселенской Церковью в будущем.
Удивительным с точки зрения православного мировосприятия является так называемый Синодальный период в истории Русской православной церкви. Пламенный вестернизатор и основоположник Российской империи Петр статусно приравнивает православную церковь к западным протестантским национальным церквям и ставит в ее главе вполне светский орган государственной власти. С этого времени начинается массовая конфискация церковных земель и ограничение прав духовенства.
Православие из источника и каркаса народного мировосприятия постепенно превращается в идеологему и бюрократическое мерило официальной «русскости», которые со временем, как и многие другие идеологические установки на российской почве, обретают лубочные черты. Религия прочно закрепляется во внешнеполитическом инструментарии, что ярко проявилось, к примеру, во время конфликта между болгарским православием и константинопольской кафедрой в XIX веке и действенной поддержки одной из сторон во имя закрепления влияния России на Балканах. К этому ли двухсотлетнему периоду (1721-1917 гг.) взывают апологеты непрерывной каноничности РПЦ?
Я не верю в аксиоматичность противопоставления РПЦ (или УПЦ МП) – каноническая, УПЦ КП – нет. С другой стороны, личность Патриарха Кирилла вызывает у меня лично симпатию и надежду на реформирование как церковных механизмов, так и на содействие в высвобождении миросознания российского народа от порожденных российским этатизмом и его прививанием клише и штампов. Характерным является участие Кирилла еще в бытность митрополитом Калининградской и Смоленской епархии в программе «Имя России» и отстаивание в данном качестве князя Александра Невского – человека из «домосковской» эпохи российской истории, образ которого свободен от тяжкого бремени самодержавия, политического ордынства и прочих грехов, приписываемых классической модели российской государственности. Ярко и метко звучали в целом негативные характеристики иерарха в адрес икон модерного российского имперства – Ивана Грозного, Екатерины ІІ, Сталина.
Кстати, заслуга «отца народов» в создании современной РПЦ и формулы ее иерархии является неоспоримой. Именно при нем возрожденный на отечественной почве в годы Великой Отечественной Войны патриарший чин получил приставку «всея Руси».
Находясь в Украине, Патриарх Кирилл часто говорил о том, что деяния, не освященные праведностью чистоты помыслов, вызванные стремлением к мирским выгодам не получают в православии канонического утверждения. Достаточно очевидно, что имел в виду иерарх, но, к сожалению, история организации именуемой сегодня Русской православной церковью была достаточно богата и на такие деяния, многие из которых определили ее дальнейшую судьбу и нынешнее положение.
Хотелось бы, чтобы многочисленные благородные устремления и начинания этого симпатичного человека и талантливого деятеля претворились в жизнь, церковь и общество в России освободились от ненужного, а раскол в украинской православной пастве будет преодолен. Долго ли этого ждать – во многом зависит как раз от Святейшего Кирилла. Мы же будем вновь ждать нашего Патриарха.
