Один из рассказов Сэлинджера называется The Stranger («Посторонний») – о человеке, вырванном на мгновение из своего естественного мира и стремящемся быстрее вернуться назад. Если предположить, что Посторонний – это сам Сэлинджер, можно только позавидовать тому, как удачно он появился на свет и не менее удачно покинул его.
Первоначально Холден Колфилд пришел в жизнь со страниц книг и стал глотком свежего воздуха не только для интеллектуалов, но и для всего «потерянного поколения», опустошенного второй мировой. Теперь, с экранов кинотеатров, он вернется к другому поколению. Киностудии традиционно настойчивы, а родственники именитых писателей традиционно податливы в переговорах о продаже прав на экранизации. А значит, и Холден, надев задом-наперед свою красную охотничью шапку, все-таки отправится бродить по скучным, злым городам с их сквозняками и кинотеатрами, спасая новых детей над пропастью. Скорее всего, эти экранизации будут ужасными (в чем сам Сэлинджер нисколько не сомневался). Подделка и настоящее существуют именно для того, чтобы помочь быстрее разглядеть в толпе «своих» и «чужих».
В количественном отношении Сэлинджер опубликовал не так уж много, почти ничего по меркам обожающих печататься помногу и мнящих себя классиками при жизни.
Но в одном романе, пяти повестях и нескольких десятках рассказов (их большую часть автор даже не собирался переиздавать) он так хлопнул дверью, что дополнительных объяснений не потребовалось. Роман «Над пропастью во ржи» Сэлинджера называют не иначе как самым большим достижением американской литературы.
С того самого момента, как роман в 1951 году стал сенсацией, Сэлинджер отвергал все предложения голливудских режиссеров и продюсеров экранизировать жизнь Холдена. Причина не в подозрительном отношении к кино (дом Сэлинджера был завален его любимыми фильмами 30-х). У автора были собственные планы, в которые входила театральная постановка по мотивам романа. Более того, он никому не собирался передоверять главную роль: Холдена Колфилда должен был сыграть сам Сэлинджер. Но что-то не заладилось, и театральная постановка не состоялась.
В 1957 году строптивый Сэлинджер написал письмо, в котором попытался исчерпывающе изложить причины своей непреклонности и тем самым навсегда закрыть тему экранизаций и спектаклей.
Виндзор, Вермонт.
19 июля, 1957 г.
Уважаемый мистер Херберт,
Я попытаюсь объяснить вам свое отношение к правам на экранизацию и театральную постановку «Над пропастью во ржи». Этот мотив мне приходилось пропевать уже не раз, и я прошу вас проявить снисходительность, если вам покажется, что пою я без души. Во-первых, возможность продажи прав вовсе не исключена. Ввиду того, что умереть богачом мне, скорее всего, не удастся, я все чаще задумываюсь о передаче непроданных прав моей жене и дочери – в качестве, так сказать, подстраховки. Тем не менее, замечу: тот факт, что я не увижу воочию результатов этой сделки, бесконечно меня радует. Я повторяю это снова и снова, но никто, похоже, со мной не согласен: «Над пропастью во ржи» – это очень «литературный» роман. Да, там содержатся готовые «киносцены», глупо было бы с этим спорить, но для меня вся ценность книги сосредоточена в голосе рассказчика и его бесчисленных тонкостях; мне более всего важна его разборчивость в своих читателях и слушателях, важны его отступления, посвященные бензиновым радугам в лужах, важно его мировоззрение, его отношение к чемоданам воловьей кожи и пустым коробкам из-под зубной пасты – одним словом, я дорожу его мыслями. Его нельзя без потерь разлучить с повествованием от первого лица. Согласен: даже если разлучить их насильно, оставшегося материала вполне хватит на так называемый Интересный (а может, просто Занятный) Вечер в Киношке. Вот только мне эта идея кажется едва ли не гнусностью – во всяком случае, она достаточно гнусна, чтоб я не продавал прав на экранизацию. Многие его мысли, разумеется, можно переработать в диалоги или наговорить как поток сознания за кадром, но тут я не могу подобрать иного выражения, кроме как «притянуто за уши». Размышления и поступки, которые кажутся абсолютно естественными в уединенности романа, на сцене, в лучшем случае, обернутся псевдосимуляцией, если такое слово вообще существует (надеюсь, что нет). А ведь я еще не упомянул, насколько рискованно привлечение, прости Господи, актеров! Вы когда-нибудь видели девочку-актрису, которая сидела бы, закинув ногу на ногу, на постели и выглядела при этом непринужденно? Уверен, что нет. А Холдена Колфилда, по моему сверхпредвзятому мнению, сыграть невозможно в принципе. Вам не хватит просто Чувствительного, Умного, Талантливого Юного Актера в Двустороннем Пальто. Для этого вам понадобится человек поистине загадочный, а если у какого-то молодого человека и есть в душе загадка, то как распорядиться ею, он наверняка не знает. И никакой режиссер, уверяю вас, ему в этом не поможет.
На этом я, пожалуй, и остановлюсь. В заключение я мог бы уточнить, что позиция моя не подлежит пересмотру, но вы, полагаю, и сами уже это поняли.
Тем не менее, спасибо вам за доброжелательное и на удивление вразумительное письмо. Обычно мои почтовые собеседники не способны связать двух слов.
С наилучшими пожеланиями,
Дж.Д.Сэлинджер.
Это не остудило тех, кто видел себя продюсерами, режиссерами, сценаристами и главными героями в экранизации «Над пропастью во ржи». В свое время режиссером такого фильма очень хотели стать Стивен Спилберг и Харви Вайнштейн. А кто только не мечтал сыграть Холдена Колфилда – от Марлона Брандо и Джека Николсона до Леонардо Ди Каприо.
Сэлинджер, будучи реалистом, и сам понимал, что рано или поздно кино доберется до его книг, поэтому писал: «Есть вероятность того, что я умру небогатым, поэтому я очень серьезно рассматриваю идею оставить непроданные права моей жене и дочери в как что-то вроде страховки».
Бедность Сэлинджеру явно не грозила. «Над пропастью во ржи» большинство американских школ давно включили в свои программы, роман ежегодно переиздавался тиражом в 250 тыс. экз., а благосостояние автора прочно упиралось ногами в фонд, распоряжавшийся авторскими отчислениями от продаж десятков млн. книг о Колфилде.
Спустя некоторое время после его смерти тему экранизаций снова подняли на поверхность. По предварительным прогнозам, киностудии нацелились на дочь писателя – Маргарет Сэлинджер – написавшую 10 лет назад книгу об отце «Над пропастью во сне», полную воспоминаний и едких наблюдений.
Кстати, писатель пресекал и попытки написать за него продолжение жизни Холдена Колфилда. 10 лет назад некто Джон Дэвид Калифорния написал книгу о главном герое Сэлинджера, которой дал название «60 лет спустя: пробираясь сквозь рожь». Книга повествовала о Холдене в 76-летнем возрасте. Он ничуть не изменился и все так же бродит по Нью-Йорку. 60 лет назад он бегал из школ, а теперь - из домов престарелых. Калифорния не обсуждал с Сэлинджером своих планов публикации продолжения его романа. Но втайне надеялся, что автор его книгу заметит, прочтет и «в гроб сходя благословит».
Так думали, наверное, почти все. Действительно, что может быть предосудительного в попытке поклонника изложить свою собственную версию дальнейших событий книги? «Я не пытаюсь искать встречи с ним, просто мне интересно, понравилось ли ему будущее Холдена, описанное в моей книге», - кротко разъяснял свои мотивы Калифорния. Кстати, в числе героев его книги фигурирует и сам Сэлинджер. Последовавший вслед за публикацией книги отзыв самого писателя-отшельника напоминал выходку невротичного старика. «Продолжение не является пародией, не комментирует и не критикует оригинал. Это чистой воды плагиат», - заявил Сэлинджер, подчеркнув готовность «с яростью» защищать свою интеллектуальную собственность в суде.
Другое «предательство» последовало в 2000 году, когда дочь Сэлинджера Маргарет опубликовала книгу воспоминаний о нем «Над пропастью в сне», ставшую шоком для многих поклонников Сэлинджера. Получилась настоящая книга упреков, а тот идеальный детский мир, который мечтал создать и оберегать «над пропастью во ржи» Сэлинджер-Колфилд, оказался скучным, почти необитаемым островом. Свободой здесь и не пахло, а жизнь отличалась строгими правилами, главным из которых было неукоснительное следование всем отцовским требованиям.
«На самом деле то был мир, который колебался между сном и кошмаром на тонкой паутинке, сплетенной моими родителями, и в котором не было ни намека на твердую почву, ни надежды, что тебя подхватят, если ты упадешь. Мои родители видели прекрасные сны, но они не способны были привнести эти воздушные видения в повседневную жизнь. Когда я родилась, моя мать сама была еще ребенком. Она постоянно грезила и много лет, подобно леди Макбет, страдала мучительным лунатизмом. Отец же писал книги и был мечтателем, из тех, что не могут толком завязать шнурки на собственных ботинках и уж тем более проследить за тем, чтобы ребенок не споткнулся и не упал.
Мой отец жаловался крестным на мои вечные болезни и утверждал, что из-за этого он ни с кем не виделся всю зиму. Но он не раскрывал им одной маленькой подробности: что меня, не вылезающую из болезней, ни разу не отвезли к доктору. К тому времени он ударился в следование заповедям разных сект, и доктора были запрещены вслед за друзьями и гостями. Я была предоставлена самой себе, а моя мать тем временем все чаще проваливалась в приступы депрессии. К середине зимы 1957 года, когда мне исполнился год и один месяц, ее психика расшаталась настолько, что она стала склоняться к мысли оборвать все одним махом. Она стала строить планы, как убить меня, а затем покончить с собой.
Продумывание деталей заняло несколько недель. Мать упросила отца взять нас с собой в поездку на какое-то сборище в редакции журнала «Нью-Йоркер» - в ту пору он еще отвергал не все светские приглашения. Мать хотела привести свой страшный план в исполнение в гостинице, но какие-то силы вмешались и нашептали ей на ухо другое решение. Она решилась взять меня и сбежать куда глаза глядят.
Но четыре месяца спустя мы снова вернулись в наш дом в Корнише, Нью-Гэмпшир».
По признанию дочери писателя, Джером «любил только тех людей, которые были похожи на него самого, и искал в других людях абсолютного подобия собственной персоне». «Войти в его мир мне не удавалось - для этого, вероятно, нужно было из живой, трехмерной девочки превратиться в персонаж, суметь очистить себя от всей глубины, сложности и несовершенства реально существующего человека».
Маргарет с сарказмом говорит о тех, кто относится к Сэлинджеру «не как к писателю, а как к спасителю». «Кем бы он ни был, он никогда не будет вашим Ловцом. Берите что можете из его творчества, из его историй, но не ждите, что сам автор вдруг появится в нужный момент, чтобы спасти детей, подбежавших слишком близко к обрыву».
Но для большинства читателей Сэлинджер остается мессией, который создал удивительный мир и добровольно сбежал в него – подальше от людей.
