«Феномен Путина - это феномен власти, которая верит людям. И это не пропагандистский лозунг – это ее реальность и ее, одновременно, проклятье. Путинизм верит в то, что люди знают, чего они хотят», – заявил в интервью газете ВЗГЛЯД главный редактор сайта «Liberty.ru» Вячеслав Данилов. До президентских выборов остается чуть больше месяца, и пять кандидатов на пост главы государства продолжают осваивать пространство публичной борьбы.
На общем фоне безусловного лидерства Путина «болотная оппозиция» вступает в полосу кризиса, пытаясь совладать с националистами, а системные политики жалуются в ЦИК на несправедливость. «Единая Россия» в свою очередь ищет стратегию обновления.
Вячеслав Данилов, главный редактор сайта «Liberty.ru»  и один из авторов термина «новые сердитые», в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал о том, как именно работает сегодня пока еще старая публичная политика, которую обновляют с разных сторон и власть, и оппозиция.
ВЗГЛЯД: Вячеслав, зачем Путин, говоря о национализме, расстраивает существенную часть своих сторонников из этого лагеря?
Вячеслав Данилов: Но это – явно не существенная часть сторонников Путина. Впрочем, они и вправду могут расстраиваться, поскольку им выгоден молчащий Путин. На таком фоне они могли и покрасоваться. Путинский же национализм – особый. Для Путина характерна вера в незавершенность того просвещенческого проекта, частью которого был Советский Союз. Он определенно чувствует не разыгранный его потенциал и инстинктивно пытается двигаться в ту сторону, которая, как нам еще недавно казалось, уже исчезла.
ВЗГЛЯД: А она действительно исчезла?
В.Д.: Это интересный вопрос. Как она существует сегодня? Каким образом тот просвещенческий проект, отсылающий к утопиям еще 18 века, все еще мыслится как возможный? То, что Путин принадлежит большой Утопии – это несомненно. При всем очевидном реализме проводимой им политики.
ВЗГЛЯД: В чем эта утопия?
В.Д.: Хотя бы в том, что любая нация, сводимая к совокупности своих характеристик и прав – это позор. Для мышления Путина национализм – это позор. Он никогда не употребляет термины национальной идентификации без оговорок – если националист, то обязательно в «хорошем смысле слова», но это отнюдь не тот даже национализм, который хвалят некоторые политологи-эмигранты. Его «национализм в хорошем смысле слова», квинтэссенцией которого является программная статья от 23 января – это двойной жест. Одна его составляющая – сигнал элитам, которые начинают страдать от вмешивающихся в их отношения «вопросов национализма». Путин им говорит: да, сегодня если ты не националист, то тебя выметают с доски. Но есть национализм как бы «правильный», который предоставляет возможность быть националистами и не разбегаться.
Именно такой национализм - русский. И его Путин пытается достроить до возможности обеспечивать новый межкультурный диалог. Путин остается патриотом той страны, которой не смог стать Советский Союз. И это очевидная проблема в той ситуации, когда патриотизм оказывается присвоен националистами.
ВЗГЛЯД: Например, Дмитрием Рогозиным?
В.Д.: Путин с националистами – националист, с патриотами – патриот. Рогозин – административный авангард национализма. Ему пришлось разменять свой радикализм на статус респектабельного политика, но там, дальше, не в словах пока и делах, но в душе – национализм Рогозина родом из позднего СССР, из наивного национализма военной и технической интеллигенции. Путинский альянс с Рогозиным – попытка отдать дань именно этому просвещенному национализму модели «за державу обидно», в отличие от национализма «русских пробежек».
ВЗГЛЯД: Но ведь раскол на «путинских» и не «путинских» проходит вовсе не по линии «национализм-интернационализм», а по какому-то другому водоразделу.
В.Д.: Нет никакого больше интернационализма, кроме как в ячейках троцкистов. А есть мультикультурализм и глобализация. Путин двигает страну туда, куда его избиратель, возможно, и не хотел бы двигаться. Его избиратель прагматичен, а Путин – реалист. Например – прописка. Тезис Путина – «живите по прописке» – это именно то, как он видит требования националистов. Он им говорит - вы хотите решать проблемы именно так? Тогда и сами живите по прописке. Не вопрос. Но о прописке Путин говорит уже как год с лишним, после 11 декабря 2010 года, а ужесточения режима прописки нет – Путин не настаивает. Он просто показывает тот политический товар, который ему принесли националисты. Разворачивает эту упаковку про «Хватит кормить!» и выкладывает ее содержимое на стол.
ВЗГЛЯД: Интернационализма нет, а с националистами можно ли договориться?
В.Д.: Теоретически диалог возможен вообще с кем угодно, потому что путинская политика – это политика ограниченного консенсуса. Реалист Путин прекрасно понимает, что полного консенсуса добиться нельзя. Но, с другой стороны, практика консенсуса требует постоянной договороспособности и запрета на использование инструментов, готовых подорвать сам диалог. По отношению к таким игрокам путинская политика вела себя достаточно жестко, но вполне гуманно и корректно. В поле принятия решений оставались лишь те, кто был договороспособен. Остальные оказывались вне политики.
Например – интернет. Он оставался полностью свободным полем при двух сроках президентства Путина не потому, что не был ресурсом, а потому, что – условно говоря – с интернетом нельзя договориться. Его нельзя сажать за стол переговоров. Никого из интернет-гуру в том виде, в котором они присутствуют в ЖЖ, нельзя выпускать за его пределы, поскольку по ту сторону ЖЖ начинается ответственность, а в сети ее нет. Ни условного Антона Носика, ни условного Константина Крылова. Последний обнаруживает редкий дар адекватного политика, но этот Крылов на Болотной площади никакого отношения к юзеру Крылову не имеет. Первый – прекрасный ритор, знающий цену словам и не оперирующий при настоящих переговорах националистическими аргументами.
Но в чем проблема с национализмом? Нынешний национализм – новоизобретенный, придуманный в интеллектуальных лабораториях когда-то прирежимных групп. Этот национализм, который уже знает себя и знает условия договора и того, когда и как договор можно нарушать. Поэтому с националистами, как и с интернет-гуру, договориться нельзя. Неизвестно, когда из их кармана вылезет «право наций на самоопределение».
Именно отсюда – из этой перспективы – возникает предложение о создании Миннаца. Потому что Миннац – это отказ власти от разговора с националистами, эффект разрушения коммуникативной ситуации. Это только так может показаться, что Путин рад легитимировать «национальный вопрос» – националистам веселиться не стоит. Ведь если раньше вопросы, которые маркировались сторонами конфликта как национальные, могли попасть на разбор к верховной власти, то с созданием же Миннаца любые жалобы с националистическим душком могут спокойно идти ко дну в рутине министерской работы. Но разве этого хотят те, у кого национальный вопрос «назрел»? Вряд ли.
ВЗГЛЯД: Но вот этот путинский проект – он не слишком ли архаичен? То есть 18 век – это все-таки не Сингапур и даже не штат Техас.
В.Д.: Главное в статье Путина – это утопия, которую маскирует Путин. Утопия, для которой нашелся неудачный эвфемизм о гражданской нации. Очевидно, что у нас нет сегодня настоящего решения национального вопроса, но нам, тем не менее, нужно научиться жить с ненайденным ответом. Путин – не американский политик, его политическая теория унаследована от большого европейского проекта, который сама Европа в меру своих способностей пытается реализовать. Между идеей Европы, выразившейся не вполне удачно в утопии Евросоюза, и путинскими проектами Евразийского диалога есть глубинные коммуникативные связи.
Путинский проект не менее архаичен, чем проект европейский. Эта псевдоархаика – ценностное преимущество перед «модернизмом» националистических проектов, предлагаемых интеллектуалами из националистического лагеря.
Путин, в том числе в своей статье, показал наличное место консенсуса по национальному вопросу, но при этом предложил список того, как можно этот консенсус оформить – и, заодно, обозначил опасности такого оформления. Но оказалось, что «гражданскому обществу» по существу ответить Путину нечем.
ВЗГЛЯД: Гражданское общество отвечает протестами.
В.Д.: Да неужели. Оно не отвечает, оно Путина не видит, оно не хочет его видеть кроме как на плакатике кустарного производства. Оно не читает его статьи, но вообще мало что читает – этот гигантский дурак под названием гражданское общество
ВЗГЛЯД: Бросьте. Умные же столичные люди.
В.Д.: Они же не читают, они – пишут. Если не книги, то статьи, если не статьи, то посты в блог. Или твиттер. Им некогда читать, у них уже есть мнение.
ВЗГЛЯД: Поэтому как-то потерялась динамика протеста?
В.Д.: Динамика замораживается, и в этом холодильнике может храниться сколь угодно долго. Протест же пока не нужен, во всяком случае, до тех пор, пока нет способа воспроизводить его как ресурс. А пока этого способа нет – все участники игры рады засунуть его в морозилку. Пока еще нет политической силы, которая репрезентирует политически новый средний класс. И против его запроса выступают в равной степени и консерваторы из Кремля, и лидеры неформальной оппозиции. Причем неизвестно, кто больше.
ВЗГЛЯД: Средний класс устами блоггера Алексея Транькова говорит, что хочет все как-то сам.
В.Д.: Да, и это его заблуждение. Как кусок скорлупы на пухе цыпленка. Он вылупился из яйца кукушки-Кремля и пока вообще не понимает где он: родителей он не признает и хочет все сам, как подросток. Это нормально. А Траньков и ему подобные – это же часть старого интернет-истеблишмента. Он такой же, как Удальцов, только скромнее и трусливее.
ВЗГЛЯД: И режим вполне себе стоит, не шатается?
В.Д.: Удар пришелся по обороне режима, заранее построенной и эшелонированной. Удар она выдержала. Это недешево обошлось многим, даже таким как я «охранителям». И «ЕР», вопреки всем рассуждениям, себя чувствует абсолютно нормально. Она, как потрепанная дивизия, выведена в резерв для пополнения и переформирования. Пусть пока повоюет ополчение, коли уж его собрали и назвали Фронтом. Вообще же Народный фронт – это намек Путина народу о том, что он – не царь. Что Путина вообще-то, если он народу нужен, необходимо регулярно выбирать. Но народ не понимает этого. Народ понимает выборы как кризисный механизм, ему нельзя объяснить, как можно выбирать власть, если она уже власть?
ВЗГЛЯД: Есть ли вообще альтернатива? Прохоров?
В.Д.: Электоральный смысл кандидата Прохорова неясен. Его политические перспективы равны нулю. Но Прохоров – градусник, которым крупный бизнес меряет «температуру» народа. Это политический эксперимент со ставкой на неожиданность.
ВЗГЛЯД. Хорошо. А кто вообще включен в этот упомянутый выше диалог-то? С одной стороны есть Путин – это монолог, с другой – Болотная – это тоже монолог.
В.Д.: Проблема Болотной в том, что она не разговаривает, она – свистит. И это свист, в том числе является ответом не на сам инклюзивный принцип путинского ограниченного консенсуса, а на какие-то содержания и какие-то персоны, которые вдруг оказались включены или исключены. То есть – это недовольство сбоем механизма.
ВЗГЛЯД: Но если Зюганов, Миронов и Жириновский вечно сидят, как и Немцов с Каспаровым, то «ЕР» ротируется же.
В.Д.: Естественно, поскольку «ЕР» строилась в том числе как кадровый лифт: она замкнута на систему исполнительной власти. Кадры в партии проходят тест на лояльность, затем получая право на кадровый шаг в сторону или вверх. Было бы странно, если бы не было так. Но претензии именно к «ЕР» со стороны «среднего класса» по большому счету состоят не в том, что она где-то там плохо лидеров меняет. Это просто не их партия, которая с их точки зрения необоснованно правит ими.
ВЗГЛЯД: Но она правит вообще не ими.
В.Д.: Но в стране, которую средний класс считает своей. Вообще же, появление изобретенных когда-то нами в Центре модернизационных решений термина «новые сердитые» – это ведь требование возвращения идеологии. Мы когда-то придумали их, в сезон 09-10, как другой способ объяснить «начальству», да и публике, что с деидеологизированной политикой пора завязывать.
Дело в том, что построение «ЕР» как политической машины мыслилось по модели эффективности учета интересов, которые тем лучше себя представляют, чем меньше в них от собственно политики – то есть идеологическая составляющая политического процесса должна исчезнуть ради эффективности управления.
ВЗГЛЯД: Но идеологизация пока не то, чтобы очень возвращается.
В.Д.: Да. Феномен Путина - это феномен власти, которая верит людям. И это не пропагандистский лозунг – это ее реальность и ее, одновременно, проклятье. Путинизм верит в то, что люди знают, чего они хотят. Людям не нужно навязывать мнение. Поэтому невозможна никакая «путинская пропаганда», ведь любая пропаганда только сбивает с толку. Это – популизм, но не в скоморошеском российском варианте, а в респектабельном европейском.
Возвращаясь к началу разговора – к теме путинского национализма. Почему путинизм полагает, что народ сам «лучше знает» (хотя «лучше знает» – это из теории свободных рынков)? Не потому ли, что Путин мыслит народ революционно, как просвещенный класс-для-себя, обладающий полным сознанием своих интересов, а потому не нуждающийся в политике? Такова была утопия советского общества, которая все еще работает и заставляет Путина в каждом своем политическом решении действовать так, как будто у него под началом самый лучший народ из всех возможных в мире и всех, которые только и могут существовать. И разве это не национализм?