Елена Иваницкая:
«Крук» отдельной книгой вышел недавно, однако уже сейчас понятно - он вызывает несомненный и живой отклик, как в читательских кругах, так и в профессиональном литературном сообществе. Хотелось бы разобраться – почему.На мой взгляд, в романе немало уникальных соединений: фикшн сливается с нон-фикшн, линейное время превращается в нелинейное, ортодоксальное христианство рифмуется с современной наукой, Швейцария с Чердынью, острое чувство современности (и даже прозрение будущего) - с фотографической памятью прошлого... Однако начнем с первой странности, со сплава фикшн и нон-фикшн. Реальные люди дружат, путешествуют, размышляют с вымышленными персонажами. Как и зачем этот сплав у вас в романе произошел?
Анна Бердичевская: В издательской аннотации к моей книге написано, что «Крук» роман «в некотором смысле исторический». Ну а в исторических романах исторические герои живут в плотном окружении вымышленных персонажей… то есть это не странность, а литературная норма… Но на самом деле так везде и повсеместно происходит в жизни, отличить реальность от вымысла в «здесь и сейчас» - невозможно... Как невозможно отличить в сиюминутном потоке времени историческую личность от личности неисторической…
С английской терминологией все сложнее. Она на русский слух – хромает. Что значит «fiction»? Первое и очевидное значение для нас - «фикция». Но в английском языке этим словом обозначается еще и «вымысел», а затем и «беллетристика». Это еще можно стерпеть. Но уж художественную литературу ставить в один ряд с «фикцией»! С дыркой от бублика!.. Совсем нестерпимо. Но почему-то терпим… А «нон-фикшн» - это, стало быть, подлинная реальность? Да нет же! Если уж в чем и можно «зафиксировать настоящую реальность, остановить или восстановить мгновенье», то как раз в художественном произведении. И лучше всего, точнее всего – в поэзии. Или в музыке… Не просто какая-то «нонфикшн», сама Истина может вдруг обнаружиться в музыкальной или в поэтической фразе… В общем, фикшн-нон-фикшн для меня не более чем игра в термины… И зачем так недобросовестно переводить существенные для русской культуры понятия с родимого языка даже не на английский язык, а на какой-то международный канцелярско-техническо-английский воляпюк?.. Такой, видите ли, опять же - «тренд». Так и трендим потихоньку всем миром…
Елена Иваницкая: Первую странность вы, будем считать, разъяснили… В романе в московский подвал, в молодежный круглосуточный клуб внезапно попадает старик из Питера, поэт Вольф. Это «исторический» персонаж?
Анна Бердичевская: Исторический. Впрочем, со своими особенностями. Мне бы хотелось, чтоб читатель различал, не путал литературного героя с прототипом… Познакомились мы в 2001 году, при обстоятельствах близких к тем, что происходят в романе – то есть сразу после презентации в Москве его книжечки стихов «Розовощекий павлин». К сборнику стихов Сергея Вольфа его старинный друг Андрей Битов написал предисловие «Проклятие вкуса». Вот Андрей Георгиевич и позвал меня на презентацию.
С Сергеем Евгеньевичем Вольфом мы немедленно подружились. Навсегда. Он так и подписал мне свою книжку – НА-ВСЕ-ГДА!.. Почему так случилось? Он был такой человек, в двух словах не скажешь… (потому и пишутся романы - есть вещи, о которых в двух словах не скажешь). Мы действительно вместе с Вольфом и общими знакомыми ходили в круглосуточный клуб в Потаповском переулке… Только клуб назывался «Проект ОГИ», многие его помнят. Как и в романе, чрез три дня Сережа уехал из Москвы на «Красной Стреле». Годы полетели. Прекрасный, но хлипкий «Розовощекий павлин» распался у меня на отдельные перышки и до сих пор хранится в полиэтиленовом файле. А Вольф стал одним из героев романа «Крук». Он не «самый главный герой», но сюжетообразующий – точно. Ему «Крук» и посвящен.
Елена Иваницкая: Как возник замысел романа? Почему начало действия отнесено к 2002 году?
Анна Бердичевская: В сентябре 2005-го я была в Анапе на фестивале «Киношок», там же был Андрей Битов. И вот как-то утром он подошел ко мне и сказал, что получил телеграмму из Питера: Сережа Вольф умер... Больно было ужасно. Днем мы съездили в церковь, вечером Вольфа помянули… А вскоре в моем компьютере зашевелился роман… Роман не про Вольфа – я ведь слишком мало о нем знала, почти ничего. Сережа вообще был до странности таинственным человеком, несмотря на вроде бы открытость и «легендарность в узком кругу». Даже в этом «узком кругу» мало кто знал подробности его жизни… У меня в компьютере к 2005-му были наброски безымянного текста о молодой компании, собравшейся в круглосуточном клубе; они там довольно бессмысленно толклись, ничего не происходило… Но тут Вольф «свалился в подвал». Из горького чувства утраты - как вселенная из точки - «Крук» начал расширяться именно из точки презентации в Москве «Розовощекого Павлина». Вольф и в жизни был сюжетообразующим человеком. Не даром - учитель Битова, Довлатова, Бродского. Как Битов говорит - «учитель не потому, что учил, а потому что каждый у него чему-то да научился». Еще, думаю, он был катализатором счастья…
Теперь о 2002-м годе. После трехдневного знакомства с Вольфом в 2001-м, я изредка получала от него письма, написаны они были как правило чудовищным почерком, что-то фантастическое… - о необходимости немедленно отправиться в Италию и на Валаам «всем вместе». Кому всем вместе – не уточнялось (очень по-вольфовски)… Эта нереальная идея в романе реализовалась: молодые герои «Крука» именно «все вместе», и Вольф с ними, отправились в Швейцарию… Но главное – как-то пришло мне от Сережи еще одно письмо - с тремя отпечатанными на машинке стихотворениями. Прекрасными. Первое начиналось так: «В две тысячи втором году зима вломилась столь мгновенно, что осени ею замена шла в неестественном ряду…». Это были явно только что сочиненные Сережей стихи. Я тогда же запомнила все три наизусть… А через несколько лет, когда автора уже на свете не стало, эти три, возможно последние, стихотворения поэта – взяли, да и вошли в текст, в сюжет романа… и пришлось отправную точку «Крука» из 2001 перенести в 2002 год. Да, просто из-за даты в строке одного из стихотворений…
Но тогда уж в романе не могло не возникнуть главное и страшное событие 2002 года - «Nord-Ost», теракт на Дубровке. И мои молодые герои оказались к этому событию причастны. Не в качестве заложников, но они там все же между жизнью и смертью - зависли… И узнали что-то крайне важное о себе, друг о друге, о жизни и смерти…
Елена Иваницкая: Действие романа разворачивается в Москве и в Швейцарии, в мыслях героев появляются Петербург, Пермь и Чердынь. Как они возникли в романе?
Анна Бердичевская: Из круга жизни. Моей жизни. Я родилась в Соликамске - недалеко от Чердыни, молодость прошла в Перми, люблю и знаю родные края. Потом жила в Тбилиси, и в монастыре Зедазени (он упоминается в романе) бывала, хорошо представляю, каково там будет одному из моих героев Давиду Дадашидзе, он именно туда собирается, расставаясь с друзьями… С начала 90-х я живу в Москве. Без жилья и постоянной работы, от полной безысходности создала здесь журнал международных проектов России «Business-Match» (выходил с 1991 по 2005), много ездила по миру. В Швейцарии была несколько раз, в частности и в CERN. Его сотрудники присутствуют в романе – я когда-то делала с ними интервью, а с некоторыми и дружила. Это было крайне интересно! Я ведь закончила заочное отделение мех-мата в Пермском университете, диплом писала - «Гносеологические аспекты современной математики»… И получила за него трояк – гносеология вовсе не интересовала моих оппонентов, а меня не достаточно интересовали дифференциальные уравнения… Не пугайтесь, их в «Круке» нет. Зато математическая дисциплина о пространстве - топология - присутствует. Есть даже переписка с академиком РАН Виктором Васильевым, топологом с мировым именем (мало кто знает, что он хороший поэт)… Действительно, «уникальных соединении» в романе , как и в жизни – предостаточно.
Но знаете, мне кажется, что для нынешних людей, особенно молодых, не так уж они уникальны. Мы (люди) уже довольно давно круглосуточно живем в третьем тысячелетии, в мире «уникальных соединений» живого и не живого, в нана-мире и в макро-мире. В Интернете и, практически, в непостижимой гиперреальности… При этом сами-то мы всё те же позавчерашние люди. Больше того, хотим оставаться именно людьми. Во всяком случае, герои моего романа - хотят. И каждый из них ищет свой, человеческий выход из гиперреальности, из черной дыры.
Елена Иваницкая: Находят?
Анна Бердичевская: Находят. Теряют. Снова находят. И в то же самое время живут свою частную, историческую, подробную, загадочную, легкомысленную и хрупкую жизнь…
Елена Иваницкая: В романе есть многозначный образ паука и паутины. Какая идейная сеть сплетается в «Круке»?
Анна Бердичевская: Первоначально, еще до появления в романе Вольфа, компьютерная игра «Паук» чуть не стала основным сюжетным пространством романа и даже названием произведения. Электронная «игра в паучка» и меня мучила. Я много думала об этой заразе, о компьютерных играх вообще. И только-только зародившиеся персонажи моего романа, помнится, поначалу думали исключительно об этом – об игре… «Что наша жизнь – игра»… Но как только появился в тексте живой поэт Вольф, он тут же, не долго думая, отменил «Паука»! И всех героев буквально вылечил… А после «Норд-Оста» им вовсе не до игры стало. Однако «игра» и «паутина», конечно же, остались в тексте, как присутствуют и на нашем белом свете. Web – это же паутина. Для тех, кто читает «Крук», выяснится, что интернетная сеть WEB была создана в CERN, который ведь тоже «круглосуточный круг»… Однако, пространство романа «Крук» - именно благодаря поэту Вольфу – стало пространством жизни, а не виртуальной паутины…
Елена Иваницкая: Одна из идейных линий романа осталась неразрешенной. Главный герой Кузьма Чанов так и не прочел дневник отца. А что там, в дневнике?
Анна Бердичевская: Отчасти я знаю, что там… даже кое-что написано. Но не скажу. Потому что, опять-таки, не могу всё сказать в двух словах. «Зеркальное письмо отца» оттого и не расшифровано в романе «Крук» (хотя Кузьма даже зеркало на блошином рынке в Лозанне покупает), что для его расшифровки требуется… другое пространство-время. Другой роман или хотя бы повесть… И название у гипотетического текста есть: «ПЛОСКИЙ ЧЕЛОВЕК». Но, чтоб написать этот текст, придется возвращаться из времени сына во время отца. Это совсем не просто. Как из Евангелия вернуться в Библию... Может, когда-нибудь… Как часто повторяет в романе Кусенька Чанов - никто ничего не знает.