Продолжим разговор про синтаксис, про устройство текста и про выученные ожидания примерами из, можно сказать, жизни.

На всякий случай: не всем музыкальным фактам, изложенным здесь, следует доверять.

1

Пригласили в Бонн, на Beethovenfest. На мероприятие под названием «длинный стол». Он и правда оказался таким длинным, что не видно, кто сидит на другом краю. Излагаю свои мысли по поводу Бетховена. Очень, говорю, обидно, что на нынешнем Бетховенфесте не играли Героическую симфонию. У меня есть два проекта по ее исполнению.

Первый. Известно, что Бетховен был пылесос музыкальной истории. Поэтому надо взять пылесос, завести мотор наоборот, чтобы он работал как реактивный двигатель, и спустить на воду — он так вот неровно в разные стороны поплывет, и это будет исполнение Героической.

Есть и другой проект.

Известно, что Бетховен — это была такая рыба музыкальной истории.

Поэтому надо взять тушеную рыбу, например, треску, нарезать ее тончайшими, буквально прозрачными ломтиками, и аккуратно пускать эти ломтики по воде. И они там будут складываться в разные конфигурации, образуя, опять-таки, Героическую симфонию.

Обратно из Бонна я ехал на поезде. Ночью он остановился, и я увидел на параллельном пути китайский круизный поезд. Это такой очень широкий поезд, у которого есть овальный внутренний дворик, и там на внутренних стенках прикреплены велосипеды. На них путешествующие круизным поездом осматривают достопримечательности.

2

На фестивале современной музыки меня просят поучаствовать в заключительном концерте — не хватает одного исполнителя. Играют «Вступление и Смерть Изольды» известно откуда в переложении для ансамбля из примерно пятнадцати инструментов. Его сделал известный французский композитор-спектралист, почему-то так и не названный организаторами.

Играть мне надо на чем-то вроде большой, почти в человеческий рост, школьной парты советского образца, однако рояльно сверкающей. Там, где у парты внутренний ящик, находится собственно игровое устройство. Это длинная полка во всю ширину парты, довольно узкая, на которой расставлены тесной шеренгой баночки и скляночки всевозможных форм, размеров и цветов. Моя партия движется по мере исполнения позади этих склянок, внутри парты; чтобы лучше видеть ноты, мне приходится нагибать голову, немного засовывая ее под край парты. Полка со склянками легко поворачивается, так что склянки пару раз падают, и из них высыпаются то ли порошочек, то ли какие-то мелкие гранулы.

Как всегда в таких случаях, времени на разучивание нет, я прихожу на генеральную репетицию, и сразу после нее концерт. Начинается игра, я стараюсь верно исполнять свою партию: хватаю склянки, трясу их, поворачиваю, ставлю обратно, хватаю новые. Никакого слышимого эффекта. Интересуюсь, в чем дело, и кто-то сбоку рассказывает, что этот инструмент — усилитель тембра.

Вот ведь трюфели усиливают вкус, но сами безвкусны, продолжает кто-то сбоку; не будь вашей партии, ансамбль не звучал бы так ярко и насыщенно.

Более того, заключает тот же голос, переложение сделано для смешанного ансамбля, тут и струнные, и деревянные духовые, и медные — а в вагнеровском оригинале, как вы знаете, собственно извлечением звука занимаются только струнные, а вот духовые как раз и выполняют роль, которая в переложении поручена вашей парте, роль беззвучного усилителя тембра. Потому вагнеровская партитура и звучит так роскошно.

3

Я обнаруживаю себя в самой южной точке России. Она называется Астрахань. Это нечто среднее между Ульмом (был один раз) и Вологдой (служил в армии полтора года). На карте этот населенный пункт великодержавно помещен куда-то в Таджикистан. Первым делом я попадаю в местную филармонию. Концерт с непонятным латинским названием, можно пройти бесплатно, надо только знать пароль — почти совпадающий с названием концерта, но загвоздка в этом «почти». Я, конечно, знаю и прохожу.

Изнутри филармония города Астрахань носит гордое имя Кисловодской.

Голубой бархат на креслах и дизайн вагона метро. Вокруг чистое поле. Акустики никакой.

Вместо концерта — поздравления меццо-сопрано и тенора под рояль по случаю дня рождения сопрано. Воют очень неприятно, похоже на певицу Казарновскую. Выхожу из филармонии и понимаю, что надо домой. Самолет дорого, а чтобы купить билет на поезд, надо представить какой-то сертификат здоровья, иначе пять рублей километр.

Тут же сидят какие-то простые рабочие и транслитом пытаются читать заметку по-французски. В расчете на железнодорожные билеты предлагаю помощь. Заметка написана про одного из рабочих, самого уважаемого. Он заслуженный нефтяник. Настолько заслуженный, что жил в самой южной точке нашей Родины, а работал в самой северной, городе Нямбурге.

Авторы заметки — два французских благотворительных общества. Одно без названия, а другое называется Vozzes. Объясняю рабочим, что это итальянизм, столь характерный для французского языка, и что основа работы французских благотворительных обществ — пропаганда сыра за рубежом. Поэтому сама заметка в виде сыра — двухслойного, ведь обществ два.

Все эти события складываются в произведение для певцов и рояля «Русь вокальная».

Источник: booknik.ru