Первое за два года заседание Совета Россия – НАТО, завершившееся в Брюсселе, не помогло его участникам устранить накопившиеся противоречия. Тем не менее обе стороны не исключают проведения новых встреч, хотя и выражают это по-разному. Было бы куда лучше признать, что подобный формат себе изжил, более того, изначально был некорректен. Но альтернатива имеется. Заседание длилось на два часа больше, чем запланировали, и в нашем случае ни о чем хорошем это не свидетельствует. Сразу же после его завершения генеральный секретарь альянса Йенс Столтенберг заявил журналистам, что позиции сторон серьезно расходятся. «Мы провели искреннюю и серьезную дискуссию. У союзников по НАТО и России очень различные взгляды, но мы выслушали, что каждый из нас хотел сказать», - сказал генсек, отметив при этом, что откровенный разговор не означает возврата к докризисным отношениям и к работе в прежнем режиме. Российский посол при НАТО Александр Грушко в свою очередь утверждает, что «никакой позитивной повестки дня» сейчас вообще нет. Да, это калька с английского, но она прекрасно отображает суть происходящего.
«Прекращен проект подготовки кадров для антинаркотических служб Афганистана, Центральной Азии и Пакистана, прекращен проект по подготовке квалифицированных кадров по обслуживанию российских и советских вертолетов в Афганистане, которые составляют основу военной силы афганской авиации. Прекращено сотрудничество по всему спектру борьбы с терроризмом, в том числе по обеспечению антитеррористической безопасности в общественных местах», - перечислил Грушко.
К этому надо добавить еще множество программ, которые также могли бы стать основной не только для военного, но и общечеловеческого сотрудничества. Например, ликвидированы совместные программы по водолазным учениям для спасения терпящих бедствие подводных объектов. И если чья-то подводная лодка пойдет, не дай Бог, ко дну, то пусть будет в курсе, сейчас системы взаимодействия по спасению моряков между сторонами нет. Отсутствует и взаимодействие в специфических системах борьбы со стихийными бедствиями или техногенными катастрофами. А несколько десятков итальянских гренадеров на крупнейшей плотине на Евфрате – не гарантия спасения нескольких миллионов человек, если что-то пойдет не так.
Это – концептуальный тупик. Основы для конструктивных взаимоотношений нет и не предвидится. Проведение такого рода переговоров – инициатива НАТО, а не России, что логично с точки зрения дипломатии. Ведь это НАТО прекратило всякое общение в РФ, а не наоборот, и теперь именно им предстоит реанимировать процесс. Хотя совершенно непонятно, ради чего. Альянс последовательно ликвидировал все платформы военного сотрудничества, существовавшие прежде.
Традиционная дипломатия исходит из идеи переговоров как единственного инструмента взаимоотношений между государствами или – на другом уровне – между блоками. В нашем случае между блоком и одним государством, РФ. Но мы имеем дело не с дипломатической структурой, а военной организацией, которая изначально не определяла себя как нечто, имеющее самостоятельную дипломатию. Наличие посольств только усложняет ситуацию, тем более, российское представительство в альянсе сейчас даже не имеет права свободного доступа в штаб-квартиру. Сам посол Грушко войти может, но имеет право провести с собой только одного заранее заявленного сотрудника. Иначе говоря, посол ограничен в возможности контролировать свою работу, поскольку должен каждый раз выпрашивать пропуск для, условно говоря, помощника, который будет, столь же условно говоря, за ним портфель носить в соответствии с дипломатическими канонами. Вести переговоры в расширенном составе при таких раскладах невозможно.
Вообще, взаимоотношения между РФ и НАТО на дипломатическом уровне можно разделить на три группы.
Во-первых, это стратегические позиции, которые регулируются на уровне «больших» взаимоотношений. Это, в частности, взаимодействие при проведении глобальных операций – борьба с терроризмом, с наркотрафиком, с незаконной торговлей оружием и стратегическими материалами. Практически все это уничтожено НАТО по принципу «назло бабушке отморожу уши». Так возобладал принцип «идейной дипломатии» в соответствии с протестантским взглядом на мир из Северной Америки: мы осуждаем Россию за Крым, а потому сворачиваем даже те проекты, которые идут на пользу национальным интересам Соединенных Штатов. Та же борьба с наркотрафиком уже тридцать лет как объявлена «очевидной и явной угрозой» национальным интересам США, но Вашингтон эту совместную работу с РФ свернул.
Во-вторых, это чисто практические проекты типа того же водолазного сотрудничества, которое изначально не имело (и не может иметь в принципе) никакой идеологической подоплеки. Но страны альянса почему-то полагали, что РФ стратегически отстает от них в развитии сразу нескольких отраслей морских технологий, и контакты уничтожались для того, чтобы не дать врагу что-то подсмотреть. Такое впечатление создалось из-за затонувшей у Камчатки подлодки, когда России действительно не хватило возможностей быстро перебросить спасательные средства с Северного флота на Тихоокеанский регион. Но с того момента прошло много времени, и российские возможности по спасению глубоководных систем возросли в разы именно в результате оценки последствий тех событий. Но НАТО все равно свернуло сотрудничество, что стало основной для возможных будущих катастроф, поскольку системы взаимодействия более нет. И если сейчас американская подлодка вдруг потерпит крушения вблизи российских берегов, наладить спасение моряков будет на порядок сложнее.
В-третьих, существуют гуманитарные, миротворческие операции в Африке и Азии, которые теперь лишены логистической помощи. Взаимное недоверие породило и отчуждение на бытовом уровне. Практически все миротворческие операции в Африке базируются на российских вертолетах, и слава Богу, что они не затронуты сотрудничеством с НАТО. Но именно НАТО претендует на монополию любых военных операций в мире. Иными словами, только недостаток средств и возможностей мешает альянсу подменить собой миротворческие силы ООН, в которых очень сильна российская составляющая (не только по части вертолетов).
Следовательно, мы приходим к тому, с чего начали: реальной практической повестки дня для переговоров с НАТО сейчас не существует. Военные контакты как таковые сейчас тоже не возобновятся из-за радикального изменения взглядов сторон на сам факт такого рода сотрудничества. Обычные формальности, регулируемые старыми соглашениями, наподобие инспекционных облетов территорий сторон, хоть и соблюдаются, в военном плане погоды не далают. А упоминание Столтенбергом переговоров в Минске – отживший ритуал, поскольку в военном плане это никого в НАТО не касается.
Возможно, что создание такого рода переговорных площадок с НАТО на основе классической дипломатии – изначально неверный подход. НАТО – это военный блок, а Россия – это суверенное государство. Переговоры по данной схеме просто несоразмерны по качеству и количеству, ибо с нашей стороны ведутся профессиональными дипломатами, а со стороны НАТО – генералами и аффилированными с ними личностями типа Столтенберга. Военные эксперты всегда остаются не только за кадром, но и за форматом таких переговоров. А раз никакой практической повестки сейчас не существует, настало время формат пересмотреть. В конце концов, есть ОДКБ. Пусть один военный блок ведет переговоры с другим военным блоком. Да, все понимают, что НАТО – это в большей степени США, а ОДКБ – это в большей степени РФ. Вот и замечательно. Это уже реальная основа для налаживания чисто практического общения.
Впрочем, всегда можно потратить пару часов на бессмысленные формальности. Но остается шанс, что может быть еще хуже.