Перестать дуться, открыть пиво и стоять на кухне с улыбкой до ушей — все потому, что сын-студент вернулся домой, и семья снова в сборе. Но после ужина и ванны, когда его младшие братья уселись у телевизора, он вдруг сказал: «Хотите глянуть на мое тату?» Я думала, он шутит, ведь годами это был наш семейный анекдот: сделать татуировку — это как превратиться в сурового мужика с железными бицепсами и бритой головой. Но в отличие от Джейсона Стейтема, мой мальчик умный, думала я. Оказалось, что его тату — на бицепсе. Он не ожидал, что это так меня опечалит, он не был пьян, когда его делал, он заплатил 150 фунтов, из своих денег. А я думаю о том, сколько всего я на них могла бы купить. Когда тишина становится невыносимой, он наконец выпаливает: «Это же просто тату. Я же не пришел домой и не сказал, что сделал кому-то ребенка». А я пребываю в таком шоке, что незапланированная беременность кажется лучшим вариантом. Дни тишины. Три дня я не разговаривала со своим сыном, даже не могла на него смотреть. Я сознательно решила не говорить, это лучше, чем выплеснуть слова, о которых потом будешь жалеть до конца своих дней. Я даже не была уверена, что хочу сказать. Я представляла себя старой женщиной в печали с поджатыми губами. Он сделал ту единственную вещь, которую я годами просила его не делать. Я знаю, мы не можем контролировать то, что делают наши дети. Контролировать их — все равно, что рыться в ворохе собственных недостатков. Мы надеемся, что следующее поколение будет лучше, сильнее, щедрее. И все, что вы можете сделать как родитель — собрать их баулы и помахать платочком на прощание, когда они покидают дом. Вместо разговора я плакала, как будто в доме кто-то умер. Я все думала о его чудесной коже, теперь окрашенной чернилами, как шкура свиньи. Сосед посоветовал мне не переживать, ведь многие подростки сейчас делают тату. Они есть у многих, в том числе у Дэвида Бэкхема, Анджелины Джоли. Но я все равно не понимаю, неужели эти разрисованные люди — ролевые модели? Меня ужасает неизменность татуировок, как будто юношеские чудачества застыли на вашем теле навсегда. Британская ассоциация дерматологов установила, что из 600 их пациентов с тату почти половина сделала это в 18-25 лет, и почти треть сейчас жалеет. Я думаю об удалении лазером, что в случае с татуировками кажется единственным выходом. Но решение должен принять мой сын, не я. Муж пытается меня убедить, что это его тело и его выбор, и ничего страшного, если он станет юристом или клерком, он всегда сможет спрятать тату. Вне доводов рассудка. Я знаю, что веду себя абсолютно неразумно. Мое горе абсурдно — мой сын не умирает, он никого не убил, он не пошел наемником воевать за режим диктатора. Но все равно чувство такое, будто в живот мне вонзили нож. Я начинаю сердиться на себя, мои чувства — не больше, чем снобизм оттого, что тату, эта отметина преступников, жиголо и моряков, в моем понимании является предательством нашего социального класса. Неужели это то, что чувствуют все женщины старшего возраста? Стоят, как одинокие динозавры, и ревут в мир, которого не понимают? На третий день, все еще в тумане мучений, я предложила сыну поговорить, но вместо этого расплакалась. Он не должен был делать того, что так ранит меня! Он прохладно предложил пересмотреть мои предрассудки. Конечно, в эти дни я только этим и занималась, но говорить стала о том, что не нужно было так быстро делать тату, о деньгах, об извинениях, которые он мне должен. Я сидела, смотрела на моего 21-летнего сына и чувствовала, что будто нахожусь на собеседовании о работе, которую не хочу. Он уже не тот человек, которого я знала, и никогда не будет так, как раньше. Это я чувствую нутром, может, потому что являюсь его матерью. Все эти годы я растила его — водила к стоматологу, заставляла пить молоко и есть свежую зелень, волновалась о защите от солнца и от мобильных телефонов. И теперь он превратился в незнакомца, который испоганил свою руку. Как по мне, это нанесение себе увечий. Если бы он потерял руку в автокатастрофе, я бы поняла и сделала все, чтобы он чувствовал себя лучше. Но это решение — сделать тату — я ненавижу. В последующие дни мой сын, ни разу не показав руки, говорил со мной так, будто ничего не случилось. Я отвечала, но неохотно, ведь больше не была уверена, что знаю его. В тот момент я осознала, что все мои размышления были бессмысленными. Решив сделать татуировку, сын вырос и вышел «из-под маминой юбки». Наверное, он не хотел обидеть меня, надеюсь на это. Но мои чувства для него совершенно не важны. Теперь я ему не нужна, и это не может не ранить. Оригинал: theguardian.com.