Во Львове завершается международный театральный фестиваль "Золотой лев". Объединив в своей нынешней программе традиционные драматические и карнавальные уличные постановки, он обнаружил их общий знаменатель - стремясь быть понятыми публикой, режиссеры пытаются предельно упрощать смысл спектаклей.
Фестиваль "Золотой лев" существует с 1989 года, когда во Львове фактически состоялась творческая манифестация молодых сил украинской сцены. Новое режиссерское поколение - от уже имеющего постановку в столице Андрея Жолдака до только что возглавивших театры в провинции Романа Мархолиа, Станислава Моисеева и Петра Ластивки - яростно заявляло о своих претензиях на лидерство в театре. Этим надеждам, увы, не суждено было сбыться, но и через три года, когда фестиваль получил статус международного, лучшие украинские спектакли на равных конкурировали здесь с работами серьезных зарубежных театров. "Золотой лев" действительно стал в 90-е годы местом плодотворного художественного диалога между режиссерами разных направлений и школ. Здесь играл премьеру "Лолиты" театр Романа Виктюка, впервые в Украине были показаны спектакли литовца Римаса Туминаса и поляка Анджея Яжины, невероятный класс актерского мастерства демонстрировал Константин Райкин в "Превращении" Валерия Фокина по новелле Франца Кафки.
В последние годы о таких участниках директору фестиваля Ярославу Федоришину остается только мечтать: бюджет нынешнего "Золотого льва", государственная помощь которому весьма скудна, не позволяет утолить гонорарные аппетиты по-настоящему актуальных театров. Приходится исхитряться, приглашая во Львов преимущественно те коллективы, с которыми возглавляемый господином Федоришиным духовный театр "Воскресиння" сотрудничает в различных международных проектах. Надо сказать, что таких театров немало: "Воскресиння", безусловно, является самой гастролирующей украинской труппой, проводя в зарубежных турне несколько месяцев в году и к тому же постоянно сочиняя уличные спектакли для городских праздников в Австрии, Польше, Словакии и Чехии. Примерно такой же кочевой образ жизни ведут и многие театры, ставшие завсегдатаями "Золотого льва", к примеру, польский "КТО" или австрийский "Табор".
Присутствие таких театров на фестивале дает замечательную возможность увидеть не экзотические или ультраоригинальные спектакли, обычно и ориентированные на фестивальные показы и ублажающие элитарную публику и знатоков, а работы, адресованные непосредственно демократическим зрителям, которые зачастую даже не доходят до театрального зала, удовлетворяясь бесплатными карнавальными представлениями. А если и покупают билет, то не хотят чувствовать себя на спектакле дураками, не в силах расшифровать затейливые режиссерские метафоры или угнаться за слишком головокружительными актерскими психологическими кульбитами.
Как разговаривать с такой публикой, стараясь при этом соблюсти верность классическим театральным принципам? Наиболее радикальный ответ на этот вопрос дал на фестивале сам Ярослав Федоришин, показавший на площади у памятника Мицкевичу чеховский "Вишневый сад". Даже досконально изучивший хрестоматийный текст зритель едва ли сразу разберется, кто из актеров, бегающих на ходулях с ведрами, из которых бьется огонь, запускающих в небо шутихи или исполняющих акробатические сальто, изображает Лопахина, Трофимова или Гаева. Для зрителей же, вовсе не ведающих о переживаниях чеховских героев, этот пластический комикс (в спектакле звучит всего несколько реплик из пьесы) остается обычным парадом в бешеном темпе сменяющих друг друга аттракционов, феерией воды и огня. Удивительно, однако, что, когда, закрыв лица масками, персонажи становятся похожи на бильярдные шары, которые беспощадно гоняет между цветущими вишнями распоясавшийся мужик с громадным кием, или когда седой, аристократической выправки Фирс оказывается заточенным в клетке из цинковых ведер, публика сочувственно затихает, будто и впрямь услышав горький чеховский эпикриз человеческим надеждам. И кажущаяся поначалу великой профанацией автора дикая игра в "Вишневом саду" оборачивается великой театральной магией.