«В августе 1918 года в Ижевске начался контрреволюционный антисоветский белогвардейский мятеж, поддержанный мелкобуржуазными, непролетарскими элементами». Этот советский миф живет до сих пор. И дополняется: повстанцы якобы ушли в белую армию под красным флагом…
Первые жертвы
Здесь все неправда. Во-первых, не мятеж, а восстание. Участники августовских событий с обеих сторон называли события в Ижевске только так. И «антисоветским» его назвать трудно: повстанцы защищали разогнанный Совет рабочих депутатов. Контрреволюционерами они тоже себя не считали. Их Август 18-го был продолжением Февраля 17- го.
Главное же в том, что рабочий Ижевск поднял рабочее восстание. Элита местных пролетариев - оружейники и металлурги. Лучших рабочих до 1917 года регулярно удостаивали от имени царя медалей, кафтанов с золотым галуном и льгот. К элите относились ветераны-фронтовики и члены Союза оружейных техников. Последний образован был из самых искусных рабочих - выпускников Ижевской оружейной школы, получавших офицерские звания. В дни восстания именно отряд оружейных техников под руководством Куракина стал главной боевой единицей ижевцев, а позже звание «куракинца» стало гарантией самого сурового приговора.
90 дней без большевиков знали трудовой энтузиазм, светлые надежды и - интриги, террор, анархию… Изменился «цвет» власти, но принцип её в общем-то остался прежним. Сегодняшняя «жёлтая» пресса создала миф, будто восставшие рабочие воевали под красным флагом. Несколько дней он, действительно, был над зданием восстановленного повстанцами Совета, что на улице Троицкой (позже Советской). Однако при последующих, почти еженедельных вооружённых стычках с наседавшими на Ижевск отрядами красных использования их же символики не было.
Те 90 дней, что продержались восставшие против большевиков рабочие, - отдельная большая тема. 7 ноября 1918 года был штурм города силами двух красных дивизий. И начался новый период - растянувшаяся на десятилетия месть.
С приходом красных несколько тысяч ижевцев бежали. Оставшиеся в городе подверглись суровой проверке и беспощадной расправе. Помимо ЧК, орудовал «Ижевский карательно-экспедиционный отряд по борьбе с контрреволюцией при штабе 2-й армии». Красивейшую улицу города, Береговую, переименовали в улицу Красного Террора.
По оценкам, за пять месяцев было бессудно казнено до 500 ижевцев. Только в самые «горячие» дни ноября, судя по одному из официальных списков, чекисты провели 74 казни. Но рассказы то ли о 400, то ли о 900 безымянных повстанцах, якобы сразу (8–9 ноября) расстрелянных то ли в некоей «церковной ограде», то ли конкретно у стен Михайловского собора, не соответствуют действительности. К сожалению, этот миф некритически повторил и А.И. Солженицын.
Здесь мы имеем дело с эффектом своеобразного «эмоционального замещения». Поблизости от собора, в ограде военного отдела, действительно несколько дней можно было видеть штабель трупов - от 30 до 40. Но были это не повстанцы, а те, кого ижевцы арестовали раньше и казнили, когда стало ясно, что город обречён. 10 ноября 19 неопознанных большевиков и максималистов торжественно захоронили здесь же. Причём с кощунственным вызовом - поперёк главного входа в Михайловский собор. Позднее будет уничтожен и сам собор.
Рабочая власть расстреливала рабочих – одного за другим. Список можно продолжать и продолжать. Террор был тотальным. 22 марта 1919 года Заречный райком партии постановил «войти в переговоры с ЧК, чтобы аресты коммунистов производились днём, дабы избежать напрасных жертв».
Кара через годы
Начало положили «харбинцы». Боевой путь многих солдат Ижевской дивизии закончился к 1922 году в китайском Харбине
Ижевский оружейный завод (с 1921 г. это «Ижстальзавод»; с 1929 г. – завод № 10, с 1937 г. – № 180; с 1939 г. – машиностроительный, № 74) окажется самым «репрессированным» предприятием советской Удмуртии. Карательные органы вплоть до «перестройки» будут выкорчёвывать малейшие намёки на возрождение вольнолюбивых традиций.
Начало положили «харбинцы». Боевой путь многих солдат Ижевской дивизии закончился к 1922 году в китайском Харбине. Заводчане оказались востребованы там, но несколько сотен решили вернуться. Мастера цеха № 33 Анатолия Петрова летом 1933 года уличили в контактах с неким монархическим «Союзом беспартийных» в Харбине. Это стоило трёх лет тюрьмы. Браковщик мастерской ствольной коробки Владимир Емельянов получил срок на год больше. Он имел дерзость рассказывать рабочим в 1934 году: «В Харбине жизнь лучше, чем в СССР. Коммунисты совсем разорили рабочих и крестьян». А лекальщика Григория Иванова отправят на десятилетнюю «перековку» за весьма неудачное сопоставление столицы солнечной Удмуртии и Харбина: «Там можно лучше время провести, а в Ижевске хуже театральное искусство. Я там ещё и в русской школе шофёров, что от товарищества «Аккорд», выучился. Вот свидетельство № 147. А здесь что?»
Николай Трубицын сражался в отряде Куракина, а в Харбине вступил в «Союз беспартийных», который чекисты называли «Жёлтым союзом». Из Харбина ижевец вернулся в 1924-ом. Через семь лет его приняли в партию. Правда, через два года его оттуда «вычистили» и ненадолго арестовали. В 1933-ом вернули партбилет, а весной 1937-го дали партийный выговор за крещение ребёнка. Наконец, 10 января 1938 года Трубицына расстреляли, выдав родне через ЗАГС справку о причине смерти: «Заворот кишок».
Негасимая свеча
Своеобразной пародией на Августовское восстание стала «контрреволюционная повстанческая террористическая организация Единое Рабоче-Крестьянское Управление», появившаяся в августе 1940-го в цехе № 43 завода № 74 (бывшего оружейного). В организацию вошли 16 человек из этого цеха, 12 человек из других цехов и 11 человек с металлургического завода. Организаторы ЕРКУ хорошо помнили об Августе, некоторые из них даже непосредственно участвовали в тех событиях. Однако большинство «заговорщиков» во время восстания было малолетними детьми. Среди членов ЕРКУ, разумеется, нашлись осведомители. 19 марта 1941 года начались аресты. Были расстреляны 6 заводчан, 19 других умерли в концлагерях в первый же год.
Современные чекисты при первых попытках подготовки реабилитации несчастных в начале 90-х оказались вынуждены задать себе же вопрос: “Не была ли организация ЕРКУ инспирирована сотрудниками НКВД?”. Семитомное дело не даёт ответа.
«И на Тихом океане свой закончили поход», - это и про ижевцев, только оставшихся на другом берегу океана. Часть заводчан ещё в 20-е осела в районе Сан-Франциско. 28 января 1973 года «последние могикане» - члены «Объединения Ижевцев и Воткинцев» - зажгли негасимую свечу в православном храме Иоанна Крестителя в Беркли. Надпись на мемориальной доске у свечи гравировал мастер, ещё помнивший о ручной, ижевской работе. Здесь поминают восставших «против коммунистической власти, павших на поле брани или умученных и убиенных или в изгнании скончавшихся».
Дай Бог, чтоб что-нибудь подобное, «белое», появилось и в Ижевске , до краёв переполненном «красной» символикой. Это будут, по мечтам А. И. Солженицына, «знаки нашего русского сопротивления накату зверского коммунизма». Уместнее всего мемориальная доска в память об ижевцах смотрелась бы на Генеральском доме, где располагался штаб повстанцев, и откуда исходила твёрдая, законная власть. И где, кстати, в самый разгар репрессий заседала ЧК.
