В галерее "Коллекция" открыли выставку белорусского художника Александра Некрашевича. Первых посетителей не слишком впечатлил гибрид из Майкла Джексона с японскими камикадзе - от минского ирониста и провокатора в украинской столице явно ждали чего-нибудь посвежее.
Александр Некрашевич впервые приехал в Киев - и сразу с работами за целое десятилетие. Амбиции гостя понять несложно: хотелось одним махом показать лучшее и вдобавок еще напомнить, что молодые годы совсем не помеха для полновесной творческой биографии. Очень может быть, что так оно и есть, то есть масштабная эволюция на самом деле имеет место. Хотя для первого знакомства вполне достаточно и того, чем Александр Некрашевич образца 2006 года неотличим от студента Некрашевича, который в 1997-м трудился над триптихом о главном российском провокаторе Азефе,- тем более что живописные забавы студенческой поры автору экспозиции, кажется, ничуть не успели надоесть.
Молодой художник из Минска работает на стыке поп-арта с изобразительными каламбурами, которые юное поколение упрямо именует концептуализмом. В качестве исходного пункта берутся обычно узнаваемый персонаж или характерные, лучше всего экзотические типажи - индийские сидхи, камикадзе при полной боевой выкладке, африканские красавицы с побрякушками на пупе и большой серьгой в носу. Дальше начинается самое интересное: к объекту, взятому в качестве фона, подбирается параллельный визуальный ряд - из столкновения первого и второго и должно родиться то, что станет смыслом картины.
Вся соль этого незатейливого приема, которому Александр Некрашевич верен вот уже десять лет, в том, чтобы изловчиться и скаламбурить по возможности не самым банальным образом. Как именно - должен подсказать сам исходный материал картины. Простейший ход - оттолкнуться от облика фоновых персонажей: скажем, превратить негритянку, у которой на лице нарисовано что-то наподобие знака треф, в фигуру игральной карты. Одна из самых осмысленных работ такого типа получилась, когда художник стал насиловать на предмет визуальных ассоциаций изображение Майкла Джексона,- телевизионная картинка, попавшая в объектив старого аппарата, подсказала объединить тему черно-белого кино с негритянской внешностью поп-звезды. Как особый несловесный каламбур интересно, но искать в этом содержательное высказывание о правах негров или природе масскульта - увольте: от любых четко артикулированных смыслов живопись Александра Некрашевича далека. Самое большее, чего здесь можно добиться,- узнать в очередной раз, что все в действительности на что-нибудь похоже, а если где-то вы уже слышали что-то подобное, так ведь в мире сплошных аналогий, согласитесь, довольно странно ждать новизны.
Чуть-чуть сложнее обстоит дело с теми работами Александра Некрашевича, где к изобразительным рифмам добавлена еще словесная игра. Такие загадки нужно распутывать в несколько ходов: сначала вспомнить, что японское "камикадзе" означает "священный ветер", потом связать ветер с бабочками-мертвоголовками, облепившими фигуры японских воинов, и только после этого окончательно убедиться, что и сами камикадзе давно умерли - их фигуры художник перерисовал с черно-белой фотографии, которой никак не меньше полувека. Бабочка на фоне старых снимков у Александра Некрашевича вообще излюбленный прием - с его помощью в свое время был обыгран и образ Евно Азефа. Из того, что выставлено, оценить наверняка стоит сложный узел метафор в работе под названием Hand Made. Фон со следами пальцев художника задуман здесь как повод, чтобы рассказать о смертоносном потенциале всего, к чему прикасается человеческая рука (в центре картины - огромный самолет-истребитель с тщательно выписанными боезарядами). Кстати, смысловые возможности, которые открываются за соположением рядов "я" и "война" или "я" и "смерть", Александр Некрашевич явно пока не исчерпал. Должно быть, оставил на вырост - для будущей эволюции.
