Три дня мировая общественность пристально наблюдала за встречей лидеров восьми ведущих государств мира на японском острове Хоккайдо, чтобы в итоге разочарованно вздохнуть: «Чисто ритуальное мероприятие». И это правда – ритуалов и церемоний в ходе саммита было куда больше, чем серьезных решений. Тем не менее, «большую восьмерку» не стоит списывать – ее значение ничуть не уменьшилось. Оно просто стало другим.
Нельзя сказать, чтобы лидеры Великобритании, Германии, Италии, Канады, России, США, Франции и Японии, ежегодная встреча которых называется «саммитом G8», не приняли никаких важных решений. Приняли – и о помощи Африке, и о глобальном потеплении, и об энергоресурсах. Но вот о самых горячих вопросах современной мировой политики они почти не говорили.
Точнее, затрагивали их во время двусторонних встреч – но «в одно касание», не углубляясь. Это хорошо заметно по отчетам о беседах нового российского президента Дмитрия Медведева с его более опытными коллегами. С президентом США Джорджем Бушем наш президент поговорил о ПРО. С британским премьером Гордоном Брауном – о напряженности в российско-британских отношениях. С японским главой правительства Ясуо Фукудой – о Южных Курилах.
И во всех случаях формула одна: обозначили позиции, констатировали наличие разногласий, согласились продолжать обсуждение. Никакой игры на обострение. Никаких резких движений.
Все же, не зря в этом году хозяином саммита стала Япония – страна ритуалов и церемоний. Встреча лидеров как никогда была проникнута атмосферой эдакого марлезонского балета: все движения выверены, все на полутонах, никто никого не задевает…
Европейская пресса, описывая саммит, не скрывала разочарования. По итогам первого дня журналисты ругали Джорджа Буша, по итогам второго – Гордона Брауна. И в один голос повторяли: «это просто ритуал, никаких реальных решений».
Однако значит ли это, что «большая восьмерка» выродилась и потеряла реальное значение? Да – если рассматривать ее как орган выработки и принятия политических решений. Нет – если считать G-8 элитарным клубом, куда входят государства, оказывающие наибольшее воздействие на мировую политику.
Лидеры этих государств общаются друг с другом, чтобы показать всему миру, кто главный. А тех, чье влияние сопоставимо или может вскоре стать сопоставимым с их собственным, приглашают в гости. По сути, получилось своеобразное «политбюро золотого миллиарда». Которое все по-настоящему важное обговаривает при закрытых дверях – а решения выносит редко.
И как положено, на заседании политбюро должны присутствовать приглашенные, вопросы которых рассматриваются, и кандидаты – в данном случае, лидеры таких стран, как Китай, Бразилия, Индия.
Ритуал, конечно, больше напоминает не номенклатурное совещание, а великосветский прием – да по сути, таковым и является. Ну так Венский конгресс 1814 года тоже называли «танцующим конгрессом» – а его решения определили карту Европы на сто лет вперед.
Встреча на Хоккайдо, впрочем, такого значения явно иметь не будет. Если говорить о действительно актуальной части саммита, то это, в первую очередь, явление Медведева бомонду.
Новый президент России явился в «самый элитарный клуб планеты», чтобы доказать свое право быть его полноправным участником. И доказал, продемонстрировав, с одной стороны, дипломатичность и обходительность, а с другой – твердость и неуступчивость. Похоже, что он становится для Запада еще более неудобным партнером, чем Владимир Путин: того проще было записать в «ястребы»…
О том, что ритуальность встреч «восьмерки» не означает ее упадка, свидетельствуют и шаги, предпринимаемые аутсайдерами глобализации. На сей раз саммит не сопровождался буйными акциями антиглобалистов. Зато параллельно со встречей на Хоккайдо в Куала-Лумпуре собрался другой саммит – исламский. Где с программной речью выступил претендент на роль главного противника США, Израиля и глобализма – президент Ирана Махмуд Ахмадинежад.
Таким образом, в мире формируется альтернативный господствующему центр силы. И для России очень важно определить свое место по отношению к этим двум коалициям – среди лидеров или среди аутсайдеров.
Участие президента страны в «клубе G-8» дает на вопрос о нашей принадлежности однозначный ответ. Однако целый ряд конфликтов в мировой политике (например, обострение ситуации вокруг Грузии) лишает его однозначности.
