Поэтическую известность Глеб Шульпяков снискал сборниками «Щелчок» и «Желудь». После этого были романы «Книга Синана» и «Цунами», органично выросшие из его сюжетных поэм, книги очерков и путевых заметок. А вот редакторская деятельность Шульпякова находится в тени. Хотя вот уже несколько лет Глеб является главным редактором маленького, но очень независимого журнала «Новая Юность» («НЮ»). Через его редакторские руки проходят тонны рифмованной продукции. Поэтому нам особенно интересно его суждение о современной поэзии.
— Какую нишу занимает журнал «НЮ»?
— Наш журнал пытается совместить и арт-издание, и журнал типа «Иностранки», и классический русский «толстый» журнал. Такова концепция, «величие замысла». То есть мы публикуем и переводные тексты, и искусствоведческие, и современную русскую литературу — прозу-поэзию.
— Какова специфика вашего читателя?
— Наш читатель — это наш автор. Таково свойство современных литературных изданий — при катастрофическом падении аудитории и вообще читающей публики быть изданием для литераторов.
Талантливые поэты не сидят вечерами в ОГИ и не скандалят из-за премии «Московский счет». Не упиваются богемностью, к которой сам Шаталов относится брезгливо. Ведь поэзия ушла не только в ЖЖ, но и в живую жизнь…
Читать дальше Мы ведь последнее время занимаемся в основном публикаторством, поскольку находимся в перманентном финансовом кризисе, как и многие издания такого типа. То есть задача журнала, одна из задач, которую мы можем решить в условиях, в которых оказались, — не пропустить талантливого новичка.
Факт публикации имеет для новичка огромную роль. Наш формат — мобильный, без волокиты и совка, как у других, позволяет достаточно быстро реагировать на новые имена и на события. Например, на советскую агрессию в Грузии мы отреагировали поэтической публикацией уже в начале сентября.
— Не мешает ли редактирование стихописанию?
— Абсолютно, это разные комнаты. Разные отсеки в моей подводной лодке. Хотя чужое, конечно, всё чаще раздражает — фактом отъема времени.
— Как у тебя, кстати, в журнале со стихами? Коль ты поэт, то печатаешь эстетически близких или, наоборот, далеких?
— Моя эстетика касается только меня, и держу я ее при себе. Я сейчас скажу страшную вещь, внимание: никаких эстетических принципов в редакторстве не должно быть. Повторяю: никаких, ноль. Нужно только одно — нюх на живое.
Стихи должны быть живыми, то есть написанными по одной причине — потому что не написать их человек не мог. Всё остальное — дело техники.
Если техника, то есть мастерство, присутствует на адекватном уровне, то мне всё равно, какая это эстетика — экспериментальная или регулярная. Это всё клавиши одной клавиатуры. Если есть в стихах ЧТО — именно ЧТО, с большой буквы, а не «что-то», — оно, это ЧТО, найдет нужное КАК.
При совпадении этих ЧТО и КАК и получаются стихи, кстати.
— Кто-то говорит о расцвете поэзии, кто-то об упадке, а ты сам как считаешь?
— С какого-то момента поэту становится глубоко безразлично, есть расцвет поэзии или его нет. Жив читатель или нет. Говорю это как поэт (как редактор заявляю, что тут всё наоборот).
Писать стихи интереснее и легче, чем издавать книги. Поэт, основавший серию «Русский Гулливер», предлагает рифмоплетам замолчать хотя бы на день, а сам ездит со стихами по тюрьмам.
Читать дальше Пишет поэт исключительно по названной причине — поскольку не писать не может. Стихи — это его проблема, грубо говоря. Стихи — это его бесконечный маниакальный диалог — с собой, с тем, что вокруг, и в основном с тем, кто всё это устроил (и зачем). И он с этой проблемой живет — в США или на необитаемом острове, неважно.
Будут ли его читать или нет? Это великий соблазн — читателем. Львиная доля сегодняшних «поэтов» этому соблазну поддалась. Например, многое из «поэтического интернета» состоит из соблазненных малых сих.
Когда сырое, недописанное, непрожитое стихотворение тащится на суд интернет-аудитории. Зачастую состоящей из таких же недорослей. В этом смысле пространство, именуемое современной поэзией, заполнено бесконечным количеством подделок, имитацией стихов.
90% того, что мне попадается на глаза, не обладает главнейшим поэтическим признаком — обязательностью высказывания. Все эти «стихи», которые бурно пишутся и обсуждаются, читаются и печатаются, — эти стихи из разряда «могу писать, а могу на велосипеде покататься». Что тут скажешь?
Из этих людей могли бы выйти приличные врачи или вагоновожатые.
— Недавно в «НЮ» ты опубликовал свой путевой очерк о Камбодже.
Так принято — печатать себя в своем журнале?
— Дело в том, что традиционные литературные журналы слишком литературоцентричны. Шаг вправо, влево — рамки, в которые они себя загнали, не позволяют отклоняться от траектории. Где печатать путевой очерк?
Глянец отказал в публикации моей Камбоджи с выдающейся формулировкой: «Это потрясающе, но под такой очерк мне надо делать совсем другой журнал». Это слова одного редактора, буквально. Чрезвычайно лестные для меня, кстати.
А для «толстяков» этот очерк слишком живой, незалитературенный, как они любят. Поэтому мне ничего не оставалось, как публиковать его у себя. К тому же поджимали сроки — Камбоджа открывает мою новую книгу путевых очерков «Общество любителей Агаты Кристи», которая выходит в начале декабря в АСТ.
— С этого сезона ты ведешь на телеканале «Культура» передачу «Достояние республики». Вы много колесите по стране, снимаете культурные объекты провинции. Что-то из этого материала войдет в книгу?
— Скорее наоборот — мы поехали в Тамань, потому что у меня есть текст про эту станицу, про эти удивительные места. И мы решили сделать про эти края еще и передачу. Вот такая ситуация.
Беседовал Дмитрий Бавильский