Майкла Толкина, писателя, сценариста, режиссера и продюсера, называют «американским Пазолини и Кесьлевским», «Антониони с чувством юмора». Сценарист фильмов «Игрок» (режиссер — Роберт Олтмен), «Под прикрытием» (в главных ролях Лоренс Фишберн и Джефф Голдблюм), «Столкновение с бездной», «В чужом ряду», он соприкасался и с миром американского киногламура, и с серьезными, глубокими режиссерами.

Романы Майкла Толкина «Игрок», «Среди мертвецов» и «Вне поля видимости» были переведены на многие иностранные языки, «Игрок» — в том числе и на русский.

— Вы для себя внутренне разделяете новеллы и сценарии?
— Да, конечно. Между ними существует огромная разница. Даже чисто по затратам времени и усилий.

Я написал четыре романа, на каждый уходило по два-три года, а затем еще несколько лет, так сказать, шлифовочной работы, когда выверяешь и увязываешь внутренние нити сюжета.

С моей точки зрения, книга фактически является единственным уцелевшим полноценным средством, которое позволяет установить прямой контакт с читателем, контролировать изменения тона и звучания, бесконечные возможности дальнейшего развития, в конце концов, книга не имеет и четких временных рамок.

Сценарий же привязан к конкретному графику и завязан на времени и деньгах. Прибавьте к этому диктат рыночной экономики, необходимость заинтересовать продюсера и развлечь публику. У романов не стоит такой цели.

Более того, большинство великих романов никогда не были чисто развлекательными, легкими, чаще всего в какой-то момент они даже могут показаться занудными и запутанными.

В конце концов, после 20—30 тысяч слов уже сложно удержать в голове все внутренние последовательности, что приводит к внутренней гармонии, которая не всегда задумывалась изначально.

— Значит ли это, что книга всегда более независима от читателя?
— Да, в определенной степени. Потому как даже самые успешные книги никогда не бывают кассовыми. Они просто не приносят много денег. Ведь литература давно уже перестала быть культовой сферой.

— Зато кино — культовая сфера. Чувствуете ответственность перед публикой, смотрящей фильм по вашему сценарию?
— Ответственность? Я бы не назвал это ответственностью, но, конечно, мне важен фильм, который получается по моему сценарию.

— А если он вдруг вам не понравится?
— Наверное, я противоречу сам себе. Я недавно закончил новый роман, он называется «Негодование» (Indignation).

Я плакал, когда писал последние страницы, и мне кажется, что это самая важная из написанных мной книг. Но вот она выходит в свет и получает отвратительные отзывы.

Меня всегда удивляли негативные рецензии на книги, ведь на самом деле если ты чего-то не понял или недооценил в том, что прочел, значит просто сейчас не время читать эту книгу. Лучше отложить ее в сторону.

Иногда просто необходимо время, чтобы понять, осмыслить, оценить. Что же касается коммерческой стороны...

В конце концов, и Чарльз Диккенс, и Джордж Элиот изначально были коммерческими писателями (вот и противоречие). Даже великие русские писатели вроде Толстого — изначально писатели, ориентированные на публичный, коммерческий успех. Просто им не приходилось соревноваться с кинематографом.

В основе развлечений испокон века лежит умение рассказывать истории. Вот они и рассказывали истории. Дальше уже идет классификация по литературным жанрам, которую я не очень-то жалую: фантастика, детектив, исторические романы, которые я не люблю...

— Почему?
— Ну потому что чаще всего в них нет ничего особенного, они построены на том, чтобы воссоздать антураж, а антураж воссоздают некачественно, поэтому слишком часто исторические романы сводятся к банальному диалогу на фоне нелепых декораций.

Но, возвращаясь к коммерческой литературе, я считаю, что мои родители, которые много лет профессионально занимались сценариями, — прекрасные новеллисты, хотя, конечно, они никому не известны. Это жемчужины в горе сора, который представляет собой коммерческая литература.

Но вообще, она привязывает к себе как наркотик.

— А что для вас самое важное в книге?
— Во-первых, автор должен четко высказать какую-то свою идею или позицию, вообще это вопрос отношения и — со стороны читателя — расширения собственного словарного запаса.

И дело тут не только в словах. Задача хорошей книги — расширять границы нашего определения мира. Как у Патриции Хайсмит, границы мучения и одержимости. Поднимать вопросы вроде «Что это за общество, в котором мы живем?», «В чем сложность и конфликт этой ситуации?».

Знаете, у меня много времени занимает для себя самого определить и понять, что за книгу я пишу...