По мнению известного предпринимателя, кризис дает повод посмотреть, кто мы. Выясняется, что «мы не очень», но со временем станем лучше, о чем он и рассказал в эксклюзивном интервью «Часкору», которое по нашей просьбе взяла обозреватель «Независимой газеты» Элина Билевская.

— Существует мнение, что сокращение ресурсов в условиях кризиса спровоцирует политическую борьбу за них различных финансовых и политических групп. Что вы думаете на этот счет?
— Может быть, материальные ресурсы — вещь не самая главная? Мне кажется, целесообразно активнее использовать и другие ресурсы в решении острых экономических проблем. Например, человеческие, интеллектуальные. Они, как мне кажется, не сокращаются. Человеческая мысль не стала менее эффективной. В людях, я повторяюсь, потенциала больше, чем у барреля нефти. И если предлагать не банальные решения, можно обойтись и ограниченным количеством ресурсов.

— Вероятно, всё же большая часть элиты полагает, что ресурсы более весомы?
— Когда денег много, часто бывает так, что думать не очень хочется. Деньги есть, зачем думать? Но когда возникает такая кризисная ситуация, необходимо использовать интеллектуальный ресурс нации.

— Какие существуют механизмы, чтобы его задействовать?
— Мне кажется, самые действенные механизмы — ответственное высказывание различных точек зрения на компетентном уровне. Других механизмов человечеством еще не изобретено. Дискуссия должна вестись вокруг вариантов решения проблем, предложений, планов. Мне кажется, это самый действенный механизм.

— Среди мировых лидеров нет единого понимания, почему мировой кризис приобрел такие масштабы. Так почему же это произошло?
— Если у мировых лидеров нет, то как оно может быть у меня? Мне кажется, что во многом кризис был спровоцирован ростом виртуальной экономики и ее производными, такими как необеспеченные схемы кредитования. Когда их получатели лишь делали вид, что способны их обслуживать. Необслуженные кредиты, выпущенные под них деривативы были перекредитованы миллиардами долларов из многих банков мира. И конечно, в какой-то момент они перестали обслуживаться и превратились в пыль. Финансовая система понесла огромные убытки, спрос на товары и услуги и денежное предложение сжались до ужаса. Экономика перестала развиваться, падает спрос, и самое печальное то, что мы не видим окончания падения этого спроса.

— Как мировая экономика должна выходить из кризиса?
— Кризис поразил самую большую экономику в мире. Все страны по-разному устойчивы по отношению к этому кризису, какая-то больше, какая-то меньше. Поэтому общего для всех рецепта нет.

— А если рассматривать нашу страну? Что можно сделать?
— Я не сторонник апокалиптических сценариев. Мне просто кажется, что надо, чтобы каждый подумал о себе, как он сам будет спасаться. И если каждый в отдельности спасется, то и все спасутся вместе. Каждый должен попробовать решить свои проблемы сам. Надо брать инициативу на себя, думать, усиленно думать, размышлять над путями решения проблем, объединяться с хорошими компаниями, с хорошими партнерами.

В каких-то проектах необходимо взять паузу, они должны быть законсервированы, с тем чтобы в будущем была возможность их снова открыть. Какие-то должны быть уменьшены до размеров реального спроса, какие-то должны быть, возможно, предложены для объединения с другими компаниями. Придется сокращать расходы. Какие-то проекты, возможно, необходимо будет продать, какие-то должны быть реструктурированы согласно кредитным обязательствам. У каждого должен быть свой план, что делать, а не просто сидеть в очереди к главврачу и просить его, чтобы он выписал «побольше кеша». Такой подход не работает.

— По поводу очереди к главврачу — государство сформировало список стратегических компаний и пообещало им поддержку. На ваш взгляд, это верный путь?
— Я советы государству не даю, я могу высказать свою точку зрения вот таким же, как я, предпринимателям. Наверное, я могу давать рекомендации бизнесменам средней руки.

— В правительстве существует несколько точек зрения на то, как выходить из кризиса: либо объединить отраслевые предприятия в госхолдинги, либо реструктуризировать гиганты с госучастием, такие как «Газпром» и «Роснефть».
— Для принятия такого решения даже в условиях штиля нужны месяцы и месяцы тщательных обсуждений специалистами и экспертами. С кондачка давать советы может только безответственный человек. Кто-то предлагает: давайте все госкорпорации реструктуризируем. Я категорически против такого подхода. Весь вопрос в том, а кто готов ими управлять? Кто на себя возьмет такую ответственность? Есть такие люди? Это предприниматели, где они? Я согласен, что, к примеру, Прохоров или Мельниченко могут возглавить любую крупную компанию, но им и без того, как мне кажется, есть чем заниматься.

— А можно ли использовать кризис для новых возможностей?
— Это романтическое представление о кризисе, что его можно использовать для создания каких-то новых бизнесов. Я бы предпочел использовать кризис единственным способом: посмотреть на себя со стороны. Чтобы каждый из участников экономического процесса смог увидеть свои слабые стороны и постараться от них избавиться. Где-то исправить просчеты в кадровой работе, где-то пересмотреть излишне оптимистичные варианты развития. Поэтому кризис, который мы сейчас переживаем, для кого-то может способствовать тому, чтобы стать сильнее. А что касается новых возможностей, то тут сложнее. Люди, когда у них температура 40, не выходят тренироваться, они стараются как-то выздороветь.

— Но ведь активы подешевели?
— А что такое подешевевшие активы? Они же относительно чего-то подешевели? Они же не просто подешевели, они подешевели, поскольку была произведена другая оценка их стоимости, возобладавшая в инвестиционном сообществе. То есть получился объективный такой вот масштаб цен.

— Иначе говоря, произошло некое выравнивание диспропорций?
— Отчасти да. Но диспропорции часто выравниваются другими диспропорциями. Какие-то вещи могут стоить действительно очень дорого, а другие непропорционально дешево. Вот это такая непропорциональная коррекция диспропорций.

— А когда закончится процесс выравнивания?
— Понятно, что это гадание на кофейной гуще, но есть определенная последовательность, где должен начаться процесс стабилизации. В первую очередь позитив должен начаться в том месте, откуда начался кризис в таком масштабе, как сейчас.

— То есть в США?
— Конечно. Они источник. Остальные страны в разной степени независимы и по-разному подготовлены к подобного рода явлениям. Мы все интегрированы в мировую экономику.

— Может, тогда стоит отгородить свою экономику от остального мира?
— Отгородиться не получится. Надо частично заменить внешний спрос внутренним. Это вполне здравая идея, и тот спрос, который мы потеряли на внешних рынках в силу их слабости перед мировым кризисом, — попытаться его каким-то образом компенсировать внутренним спросом. Возможно, кризис подтолкнет к созданию этого спроса.

— Считается, что девальвации может дать импульс для развития внутреннего спроса…
— Рискованно давать такие советы. Девальвация очень выгодна основным экспортерам, потому что их расходы в рублях сокращаются, а доходы они получают в валюте. Но всё будет зависеть от того, какое решение будут принимать финансовые власти. Безусловно, из всех возможных вариантов этот путь самый простой, но, наверное, и самый чувствительный. Он должен быть правильно компенсирован. Недостаточно просто проводить девальвацию — это должна быть комплексная история.

— А какие перспективы благотворительности в кризисное время?
— С благотворительностью, конечно, туго. Благотворительность является производной от прибыли и от расчудесного настроения, тогда это обязательное занятие. Поэтому благотворительные бюджеты сейчас будут довольно серьезно урезаны, как, впрочем, и бюджеты на какие-то иные программы.

— Вы какие-то проекты продолжаете поддерживать?
— Продолжаю.

— Какие, если не секрет?
— Секрет. Я никогда о них широко не распространялся.

— Что-то государство может со своей стороны сделать, чтобы помочь благотворительности?
— Государство делает. К примеру, гранты новые выделяет.

— Было время, когда государство настаивало на том, что бизнес должен быть социально ответственным.
— Бизнес — это только часть общества, всё общество должно быть ответственным и заниматься благотворительностью. Благотворительность — это не когда «Газпром» или «Альфа» дали большие деньги, а когда каждый готов сделать что-то доброе. Это такое состояние общества, при котором все люди готовы поступиться чем-то, чтобы творить благо.

— Как вы думаете, есть ли такая идея на уровне истинных ценностей, которая могла бы объединить общество в условиях кризиса?
— Мне кажется, что истинные ценности не меняются от того, есть кризис или его нет.

— Но, может быть, они становятся более ощутимыми в момент кризиса?
— Если мы говорим про содержательного, активного человека, то не важно, наступил кризис или нет, он просто работает, воспитывает детей, любит свою страну и участвует в благотворительности. Это просто вопрос качества людей. Вопрос того, какие мы. Мне кажется, что мы пока не очень. Но со временем, мне кажется, мы станем лучше.

— Как скоро это может произойти?
— Я не верю в чудеса. Но в течение десятилетий, я уверен, нравы улучшатся. Надеюсь на это.

— Почему?
— Это основано на генетическом оптимизме.