Московский центр Карнеги совместно со Шведским институтом международных отношений провел в Москве семинар под названием: «ЕС и Россия: Преодолевая кризис и формируя будущее». Как и следовало ожидать, героем дня стал кризис, причем не столько его преодоление, сколько причины и протекание.

Отпустите рубль!

Профессор Российской экономической школы Олег Замулин предложил аудитории свою оценку антикризисных мер российского правительства. Поскольку на выступление отводилось 15 минут, он говорил относительно подробно только о курсовой политике.

Для Замулина является аксиомой то, что во время падения совокупного спроса правительству следует проводить агрессивные меры, направленные на его поддержку. Он уверен: не надо ждать, пока экономика сама выйдет из рецессии; она, конечно, выйдет, но непонятно, когда, и неизвестно, в каком состоянии. Поэтому он считает агрессивные действия правительств европейских стран, США и стран Азии, направленные на поддержание спроса (иными словами, накачку экономики деньгами) вполне обоснованными, хотя, несмотря на всю их бешеную активность, все равно непонятно, когда и в каком состоянии экономика выйдет из кризиса. Для Замулина очевидно, что текущая кризисная ситуация — результат проблем в финансовой сфере. Эти проблемы требуют долгосрочных решений, а именно реформы регулирования и создания механизмов международной координации регулирования. Но в краткосрочной перспективе главная задача — поддержание спроса.

Есть три основных направления поддержания спроса. Первое — это денежная политика. Второе — это бюджетная политика, а именно — снижение налогов и увеличение государственных расходов. С точки зрения Замулина, это метод довольно спорный. В спокойные времена, признал он, им предпочитают не пользоваться, но «то, что верно в спокойные времена, может быть неверно в эпоху кризиса». Третье направление поддержания спроса — поддержка финансовой системы, то есть рекапитализация банков.

Изложив общий подход, Замулин перешел к особенностям денежной политики в РФ. Особенности бросаются в глаза: когда весь мир понижает кредитные ставки, РФ их повышает. Правительство ведет рестриктивную денежную политику, нанося удар по спросу. В чем дело?

Ответ прост: это делается ради поддержания обменного курса. Насколько это обоснованно?

Замулин считает девальвацию «замечательной», а фиксацию нижней границы корзины — «разумной». При этом он сожалеет, что девальвация произошла слишком поздно.

События последних месяцев он трактует так: по курсу рубля были нанесены два удара, фундаментальный (падение цены на нефть) и неравновесный (отток капитала). Мировой опыт, по мнению Замулина, учит, что центральный банк должен позволять курсу подстраиваться под фундаментальные шоки и сглаживать неравновесные колебания курса. Но в России он видит одновременно оба шока. Его версия: ключевую роль сыграло падение цены на нефть осенью 2008 года до уровня лета 2004 года. С лета 2004 года до лета 2008 года происходило укрепление рубля, и в итоге рубль укрепился на 30%. Поскольку курс был фактически фиксированным, то рубль укреплялся за счет роста внутренних цен. Фиксированный курс в сочетании с притоком нефтедолларов в страну и был главным источником инфляции.

«Примитивная логика, — говорит Замулин, — подсказывает, что при падении цены на нефть будет падение курса на 30%». Он предсказывает падение и внутренних цен, но подчеркивает, что они будут падать долго и болезненно.

Второй шок Замулин называет неравновесным. В 2009 году резиденты должны выплатить 120—140 млрд долл. долга. В спокойные времена для выплаты долга можно перезанять, но сейчас никто в долг не дает. А отдавать надо. Сложившийся в этих условиях неэластичный спрос на доллары и неэластичное предложение долларов могут вызвать сколь угодно большие скачки курса. Эти скачки Замулин воспринимает как неравновесные и необоснованные. Именно поэтому он считает правильной мерой фиксацию нижней границы коридора: «Если ЦБ уйдет [c рынка], непонятно, что будет». Непонятно также, насколько российским банкам нужны сейчас пресловутые 120 или 140 миллиардов на выплату долга: «Они вроде купили 200 миллиардов», — говорит Замулин.

Главной ошибкой денежной политики правительства Замулин считает то, что она шла слишком медленна и запоздала. Этим объясняется и увеличение процентной ставки, и снижение роста денежной массы почти до нуля: «Фундаментальная ошибка была совершена ранее: курс надо было отпускать до кризиса». Замулин призывает правительство перейти к плавающему курсу, но признает, что в текущей ситуации быстро этого сделать нельзя. Он признает и то, что в 2006 году ЦБ пытался отпустить рубль, но не смог этого сделать по политическим причинам. Укреплению рубля воспротивились влиятельные компании-экспортеры, сросшиеся с государством (как выразился Замулин, «пришел к Путину Дерипаска»).

В заключение Замулин сказал несколько слов о бюджетной политике. В России она сводится к помощи предприятиям, что приводит не к поддержанию спроса, а к консервации неэффективных производств. Вдобавок 8-процентный дефицит бюджета 2009 года не позволяет ни снижать налоги, ни наращивать расходы. Вообще же эффективно – когда помогают людям, а не предприятиям. Но за это Замулин критикует правительство «не очень громко, потому что механизмов помощи людям в России нет».

Welcome to Hell!

Так жизнерадостно начал президент фонда «Институт энергетики и финансов» Леонид Григорьев свой краткий доклад под названием «Введение в современный кризис». «Мы находимся в середине острой фазы снижения производства», — предупредил он. С его точки зрения, очень необычно то, что банковский кризис (который «прозевали американские регуляторы») предшествует промышленной рецессии. Необычно и то, что кризис идет по странам и отраслям чрезвычайно синхронно.

Григорьев предложил такое объяснение кризиса. В течение последних пяти—семи лет американцы не сберегали, а с лета начали – и вот результат. Мы присутствуем при восстановлении баланса сбережений внутри США с тяжкими последствиями для потребления. «Кризис идет очень быстро. Мы в середине этого дела», — утешил он.

По мнению Григорьева, кризис идет «при полном непротивлении злу насилием» в смысле действий правительств. И это правильно, потому что правительства ничего не могут сделать. Единственное, что они могут, — обеспечить благоприятный психологический фон. Поэтому вранье про тихую гавань, с его точки зрения, было правильным, а истерическое продавливание Бушем «плана Полсона» — неправильным.

Покритиковав чужого и отсутствующего президента, Григорьев перешел на присутствовавшего теоретика. «Я обожаю макроэкономистов, — сказал он нежно. — Они, как биологи или физики. Они совершенно бестрепетны». Как, спросил он, в России можно было провести глубокую девальвацию, имея в качестве групп давления одновременно население и крупные компании? «Представьте себе панику», — воззвал он к воображению предыдущего оратора. И мягко закруглил: «Возможна ли в жизни такая макроэкономическая задачка, это большой вопрос».

После макроэкономики дело дошло до ситуации в стране. Идет рецессия, и спрогнозировать дно очень сложно: «Мы сели на санки и едем, едем… Темно, но скорость уже большая». Григорьев полагает, что из десяти рубежей обороны от кризиса правительству удалось не сдать два: денежные власти предотвратили банкротства банков и набеги на банки. Неэкономисты в зале вздохнули с облегчением. «Они еще будут, не расслабляйтесь, — добавил Григорьев. — Впереди еще много интересного».

В России, по мнению Григорьева, не ждали «такого удара и такой подлости от мировой экономики». Только-только начальники собрались перейти на инновационный путь развития и сделать за несколько дней то, что не сделали за 100 лет, как вдруг – нате вам! «Триггер внешний, порох свой», — резюмировал он. В экономике очень мало работающих фрагментов. Страна входит в рецессию, из которой нет простого выхода. Это «плоское длинное дно». К лету начнутся тяжелые социальные и семейные эффекты длительной — 7—8 месяцев — безработицы. «У нас будет другая литература, другое кино», — предсказал Григорьев и рекомендовал читать Драйзера, Стейнбека и Ремарка.

Несмотря на устрашающие сравнения, Григорьев считает, что Великой депрессии не будет. Кроме того, что в кустах «вряд ли прячутся еще три-четыре Мэдоффа», для такого нужно «групповое самосожжение». Он расшифровал, что это такое: большая торговая война. Он надеется, что у национальных регуляторов хватит разума не устраивать торговой войны, которая разрушит мировую экономику, хотя протаскивание отдельных протекционистских мер неизбежно (особенно в этом плане неблагонадежен Саркози, главный в Европе любитель позащищать своих и поруководить бизнесом).

Григорьева удручает, что все «схватились за Рузвельта», а ведь Рузвельту не удалось вытащить экономику из кризиса. Обаму он жалеет: подозревает, что на нынешнего президента США свалят то, что от него никак не зависит. К перспективе изменения мировой финансовой архитектуры он относится скептически. Бреттон-Вудская система создавалась в 1944 году, тогда жизнь была проще, а государства — сговорчивее. Он склонен считать, что кто-то должен наблюдать за рисками, возникающими внутри мировой финансовой системы, но это должен быть кто-то, «кому поверит мир». По его мнению, было бы хорошо иметь какой-нибудь мировой наблюдательный совет, состоящий из честных бизнесменов, а не из провалившихся регуляторов, но это мечты.

Кризис непредсказуем, и это радость для экономистов. Говоря об этом, Григорьев даже облизнулся: «Наконец мы получим большое интеллектуальное удовольствие. Нас немного, и мы необременительны для общества».

Главный враг — инфляция

Научный руководитель ГУ—ВШЭ Евгений Ясин начал с того, что Леонид Григорьев в основном исчерпал тему, и поэтому он может позволить себе заняться «измышлениями». Он подчеркнул, что кризис в России идет уже давно. Уже в начале 2008 года произошла остановка промышленного роста и процесса реинвестирования. Кризисная волна в августе была второй волной. Падение фондового рынка случилось и в результате кавказских событий (имеется в виду война с Грузией), и под впечатлением «падения Lehman Brothers».

Кризис во всех развивающихся экономиках протекает одинаково: падение фондового рынка, спад экспорта, падение национальной валюты. К таким экономикам Ясин относит и Великобританию — за то, что там 27% ВВП составляли финансовые услуги. По его мнению, это ставит ее в один ряд с такими моноэкономиками, как российская или венесуэльская.

Ясин перечислил три важные слабости России. Первая — слабость институтов. Российское правительство не может рассчитывать на институты — в частности, потому, что немало сделало, чтобы держать страну на ручном управлении. Вторая слабость — наличие у российских компаний, большей частью государственных или таких, которые находятся «в коротких отношениях с властями», больших внешних заимствований. И третья, очень серьезная слабость — Россия вошла в кризис с высокой инфляцией. В других странах такого не было. В России же после «дела ЮКОСа» инфляция практически не опускалась. Поддерживать рост, с точки зрения Ясина, может только бизнес, а бизнес в России «находится в придушенном состоянии», и, несмотря на взаимные расшаркивания, конфликт правительства и бизнеса очень глубок.

Ясин уверен: российское правительство правильно делает, что держит ставку рефинансирования, потому что вопрос борьбы с инфляцией имеет первостепенную важность. А инфляция в стране «от активной промышленной политики», которая завелась с 2007 года. С точки зрения Ясина, нормальная активная промполитика может быть только при наличии в стране нормального активного бизнеса.

Ясин надеется, что кризис станет импульсом к структурным переменам в стране, но он уверен, что «40-процентного» падения рубля для этого недостаточно. Чтобы российский бизнес начал отвоевывать какие-то фрагменты внутреннего рынка (на внешних рынках ему, по мнению Ясина, ничего не светит), требуется более глубокая девальвация. Он полагает, что было бы хорошо, если бы кризис привел к реструктуризации российской банковской системы, в частности, к закрытию большого количества неэффективных банков.

Ясин против того, чтобы урезать зарплаты ради сохранения предприятий (хотя, казалось бы, это дело собственника): «Зарплаты должны быть нормальными, а предприятия должны банкротиться». Кризис, настаивает он, может принести пользу, если будет глубокая реструктуризация, но на это очень мало шансов, потому что государство по-прежнему намерено спасать слабых (вероятно, имелись в виду обремененные долгами корпорации). В то же время, по его данным, ВЭБ «получил указания» больше не заниматься реструктуризацией задолженности. Постепенно остроту ситуации начинает осознавать правительство в целом, а не только финансовый блок. Конечно, наверху идет борьба, объяняет Ясин: есть люди, настаивающие на здоровой финансовой политике, а есть те, кто хочет спасти свои бизнесы (в качестве примера он назвал ГАЗ и АвтоВАЗ). Есть вероятность, что аппетиты последних будут удовлетворяться в меньшем объеме.

Но главное, не устает повторять Ясин, это борьба с инфляцией. Он предупреждает, что нам обещают инфляцию 20%, и даже Кудрин на это поддался, а при такой инфляции реструктуризация невозможна. Невозможно и формирование той новой экономики, о которой так мечтает научный руководитель ГУ—ВШЭ.

По вопросу об инфляции мнения Замулина и Ясина резко расходятся. Замулин считает, что борьба с инфляцией не должна стоять на повестке дня. Он не считает инфляцию большой проблемой и прогнозирует, что в этом году инфляция будет ниже, чем в прошлом, исходя из того, что денежная масса продолжает сокращаться и спрос — тоже.

Зрительское

Если экономисты испытывают удовольствие от наблюдения за кризисом, то наблюдение за экономистами в эпоху кризиса может доставить не меньшее удовольствие. Приятно наблюдать разнообразие их реакций на кризис. Одни зарываются еще глубже в свою теорию (которую, разумеется, считают единственной), другие бегут от теории в публицистику, анекдоты и самоуничижение. Радуют и прогнозы. Можно выбирать по вкусу: кому — высокую инфляцию, кому — низкую, кому долгое плоское дно, кому реструктуризацию и новую экономику. Доллар ниже 36, к сожалению, не предлагают, но выше — можно. Однако же, если процедить услышанное и отсеять разногласия, то в сухом остатке (кроме ритуальных жалоб на специфические слабости российской экономики, власти и институтов, которые — и все это понимают — порождены в основном политическими, а не экономическими причинами) будет общая мысль: правительства не могут существенно повлиять на протекание экономического кризиса.