Российская промышленность продолжает своё кризисное пике. Падение ВВП за первые четыре месяца года составило 10,5%, обвал промышленного производства в апреле — минус 16,9%. О том, почему наблюдается столь мощный спад и когда он может завершиться, рассказывает директор Института экономики РАН, член-корреспондент РАН Руслан Гринберг.
— Руслан Семёнович, индекс промышленного производства в апреле упал на 16,9% к апрелю прошлого года. Чем объяснить столь мощное месячное падение, равного которому в России не наблюдалось 15 лет?
— Всё дело в том, что в России так и не наступил долгожданный процесс импортозамещения, который по идее должен был начаться после девальвации рубля в конце прошлого года. Напомню, что именно благодаря импортозамещению после резкой девальвации рубля страна вышла из кризиса 1998 года. Однако сейчас ничего подобного не произошло. Отчасти из-за сырьевой структуры нашей экономики. Отчасти потому, что нынешний кризис — первый по-настоящему глобальный: он охватил практически все отрасли и все страны. На Западе мощная рецессия, в Китае — резкое падение темпов роста... В этой ситуации российской экономике просто не от чего оттолкнуться, чтобы продемонстрировать хотя бы локальный рост.
— Наверное, именно с этим и связан такой колоссальный провал по ВВП за первые четыре месяца — минус 10,5%?
— Совершенно верно. Уже очевидно, что нам не удалось заменить внутренним спросом внешний спрос, который определял развитие страны в последние 10 лет.
Получится ли у руководства страны адекватно оценить угрозы момента и сделать выводы из совершённых ошибок? Неясно. Но если нет, то Россия, достигнув дна кризиса, вместо того чтобы оттолкнуться от него и начать всплывать, имеет все шансы так на нём и остаться. Не на коленях. Просто на боку.
Читать дальшеУ нас в России крайне невелики объёмы собственного производства, которое работает на отечественного потребителя, зато мы вошли в кризис с экономикой, полностью зависимой от конъюнктуры на 10—12 топливно-сырьевых товаров: нефть, газ, металлы, лесоматериалы... Почти по всем ним ценовая динамика плохая, отсюда и падение ВВП.
— Но цена на нефть с начала года выросла почти вдвое: с 38 до 67 долларов за баррель. Это не спасает ситуацию?
— Цена на нефть в ближайшее время может как вырасти, так и упасть.
Что такое вообще кризис? Если задуматься, существенная доля экономической деятельности человека сводится к выбору между сегодняшним потреблением, запасами на будущее и инвестициями в удовлетворение будущих потребностей. Идея в том, чтобы выровнять или хотя бы сгладить профиль своего потребления во времени. Правильно этот баланс выбрали — ура, процветание. Неправильно — кризис. Перепотребили сегодня, мало запасов сделали — завтра голодаем. Взглянули на мир слишком пессимистично, жили сегодня впроголодь, опасаясь завтрашних страхов, — и ведь тоже если не кризис, то замедленное развитие. Ошиблись с тем, как надо хранить запасы, или со строительством того, что будет кормить нас завтра, в лихую годину, — тоже кризис.
Читать дальшеПричём я считаю более вероятным второй вариант. Несмотря на то что ОПЕК пока удаётся контролировать объёмы продаж, спрос на нефть в условиях мировой рецессии остаётся небольшим. Вот и Международное энергетическое агентство в мае понизило свой прогноз спроса на нефть на этот год до 83,2 млн баррелей — рекордно низкого уровня за последние четверть века. Ну а если спрос явно меньше предложения, значит нефть ещё будет дешеветь. По крайней мере по чёрному золоту ещё долго будет наблюдаться высокая волатильность: сейчас баррель стоит выше 60 долларов, затем может опуститься до 45—50, потом опять подняться. Как бы то ни было, ясно, что за этими цифрами нет тренда, однозначно направленного на улучшение ситуации.
— Международный валютный фонд обнародовал прогноз, согласно которому спад ВВП в России составит 6,5% по итогам года. В то же время бюджет на этот год свёрстан исходя из показателя спада в 2,2%. Что же будет на самом деле?
— Конечно, нас ожидает рецессия с глубоким минусом по ВВП. Но хочется быть оптимистом и надеяться, что пару процентов по сравнению с нынешним спадом российский ВВП до конца года отыграет. Скорее всего, по результатам 12 месяцев спад всё-таки составит не 9—10%, а 5—6%, близкие к прогнозам МВФ.
— Видите ли вы в российской экономике какие-то «точки роста», которые обеспечили бы хоть какой-то подъём с нынешнего низкого уровня?
— Да. Например, это может быть пищевая промышленность: спрос на продукты питания есть всегда, а в кризис — особенно. Хочется надеяться, что правительство будет реализовывать какие-то инфраструктурные проекты, — я считаю, что это единственная реальная возможность запустить маховик роста. Но главные надежды я связываю с макроэкономической ситуацией в мире: надеюсь, что в Америке выздоровление пойдёт быстрее, чем говорят прогнозы, что им эффективно удастся избавиться от «плохих» ипотечных бумаг и уже к концу 2009 года там проявятся позитивные сдвиги.
— Как связаны российская и американская экономики?
— Прямой связи искать не следует. Всё-таки наши торговые и экономические связи не столь уж велики. Однако не стоит забывать, что Америка — это страна, на которую приходится более 20% мирового ВВП. Если население США начинает предъявлять спрос на товары и услуги, то весь мир тянется за ним. Рост потребительского спроса в США приведёт в движение международный рынок товаров длительного пользования. Это вызовет оживление экономики повсюду, в том числе и в России.
— Однако пока этого оживления экономики в России не видно, зато безработица растёт. В мае, по данным Международной организации труда, она достигла 7,7 млн человек — более 10% всей отечественной рабочей силы. Видите ли вы здесь проблему?
— Да, и ещё какую! Пока совершенно непонятно, как государство собирается справляться с растущей безработицей. У нас же нет такой налаженной системы, как на Западе. Например, в Западной Германии на проблемных предприятиях сразу вводится укороченный рабочий день, работники получают 90% от своей полной зарплаты (причём 20% платит государство, 70% — предприниматели). Для них безработица — тоже серьёзная проблема, но есть чёткие пути её решения. У нас же их нет.
— Но ведь не всё в российской экономике так уж безнадёжно. Скажем, за три последних месяца российские фондовые индексы ММВБ и РТС выросли с 700—750 до 1100 и более пунктов. Разве это не является симптомом выздоравливания?
— На самом деле положительная динамика наблюдается в последнее время на многих мировых фондовых площадках. Но следует учитывать, что до этого фондовые рынки повсеместно очень сильно просели. Так что их нынешний рост вовсе не обязательно характеризует начало нового тренда, а может означать лишь отклонение от старого, негативного. В полной мере это касается и российского фондового рынка, обороты которого очень маленькие по сравнению с топовыми международными площадками. Хотя, конечно, приятно, когда растут индексы фондового рынка. Но, на нашу беду, это почти никак не сказывается на людях: в России менее 1% населения имеют на руках акции.
— Зато люди чувствует на себе рост цен. Между тем в апреле темпы инфляции снизились до 0,7%, хотя ещё в марте месячная инфляция была в 2 раза выше. Значит ли это, что в дальнейшем цены будут расти помедленнее?
— Не факт, ведь отложенная инфляция никуда не делась. То, что люди не могут купить сегодня, они всё равно планируют приобрести завтра, как только обстоятельства им позволят. Да и потом надо же понимать, о каком снижении мы говорим. Я считаю, это просто позор иметь инфляцию выше 10%. В первой двадцатке экономик мира мы по темпам инфляции уверенно держим первое место. В то время как, например, в США инфляция сейчас чуть выше нуля и они всерьёз опасаются дефляции. Мы же вынуждены радоваться тому, что у нас она составит по итогам года не 15%, а, к примеру, всего лишь 13,5%, — это же смех!
Беседовал Евгений Андреев