В понедельник суд огласил решение по делу Владислава Гречушкина, признанного виновным в жестоком обращении, истязании приемных детей и убийстве одного из них. Подсудимый был приговорен к пожизненному заключению в колонии особого режима. Его жена, признанная виновной в соучастии, получила 16 лет колонии. На вопросы газеты ВЗГЛЯД о подоплеке чудовищного преступления отвечает семейный психолог Наталия Щукина.
– Наталия Львовна, в понедельник было оглашено решение суда в отношении супругов, замучивших троих маленьких приемных детей. Почему возникают подобные преступления?– Для меня, как человека, это за краем географии. Но я вижу реальных людей, документы, дети мертвы – значит, это возможно. Сканируем среду, в которой мы живем: человеческая жизнь обесценена предельно, детская – беспредельно. По некоторым данным, такого количества беспризорных и брошенных детей не было в России даже в послевоенный период. Сегодня дети для огромной массы населения – побочный продукт жизнедеятельности полузрелых человекоподобных. Как часто мы слышим кошмарные истории о надругательствах над детьми! А где государство в лице социальных работников? Где соседи? Где вообще люди?! Общественность ахает уже в крайней точке – убит. Да еще и не один. Таким образом, каждый из нас создает поле, в котором возможно все. Я ни в коем случае не снимаю ответственности с тех, кого осудили, но каждый из нас – и вы, и я – сыграли свою роль в том, что это стало возможным.
– Что вы имеете в виду?– У нас в обществе до сих пор не сформированы ценности, которые назывались моралью. В прежние времена была богобоязненность. В советские времена – партбоязненность, а начиная с 90-х – гуляй не хочу! И это вклад каждого. Я не сомневаюсь, что даже зона встретит «маму» и «папу» с «хлебом-солью». В отличие от нашего «демократичного», «свободного» общества, там чтут местный закон, и убийство детей карается сурово.
– Экспертиза признала их вменяемыми. Неужели нормальный человек способен на такое? Ведь, судя по всему, они издевались над крохотными детьми изо дня в день?– Садизм – это далеко не всегда психиатрический диагноз, это «состояние души». Разве кто-нибудь из нас ни разу в жизни не сказал или подумал: я тебя убью! Это реакция на какое-то действие. Я могу предположить, что действия этих приемных родителей – реакция на события детского травматического опыта. Но даже такой опыт никогда не узаконит убийство. Да. Они вменяемы, чтобы нести наказание. Они невменяемы для человеческих законов, просто потому что сегодня, к несчастью, они у каждого из нас свои, и нет общего – того, который я назвала моралью. Эти субъекты лишь проявляют болезнь нашего общества.
– Но ведь отсутствие морали в обществе отнюдь не подразумевает усыновление детей?– Эти люди, как, к сожалению, многие другие, берут детей, чтобы получить власть. Но вместе с любой властью приходит ответственность. А ее-то нести эти люди неспособны. Мы получаем результаты жизни общества за последние десятилетия. Главному обвиняемому 32 года. На каких примерах он учился пользоваться властью? На примере 90-х, когда было абсолютно очевидно: власть – это всемогущество и никакой ответственности. Кто у нас ответил за то, что в одночасье все пенсионеры стали нищими? Кто ответил за репрессии? Кто вообще в России за что-то держал ответ? Мне кажется, Пермский пожар будет едва ли не первым прецедентом, когда привлекут не только «стрелочника», а тех, кто пассивной активностью допустил эту трагедию.
 Наталия Щукина считает, что некоторые родители берут детей, чтобы получить власть (Фото: orang.migip.ru) |
– Что же делать, чтобы обезопасить приемных детей?– Взять на воспитание ребенка – это большая, длительная, нудная процедура. Но, как оказывается, справки от психиатра недостаточно. Становится очевидным, что необходимы изменения в самой процедуре усыновления. Необходимо психологическое сопровождение усыновленных детей и родителей на период адаптации. Как минимум в течение года. А в последующие два−три года – соответствующий контроль. И не только за тем, сыт ли ребенок, одет и обут, а за его душевным состоянием. Сегодня все общество отвечает за то, что дети были отданы этим людям. Потому что действуют условия и инструкции, которые сделали такое возможным. Если предположить, что в течение года семья находилась бы под вниманием социальной и психологической службы, трудно себе представить, чтобы эта трагедия была возможна. Необходимо усилить, умножить количество часов работы психологов с будущими родителями, до полного прояснения мотивации: для чего им нужен ребенок − один, второй, третий.
– А какая может быть мотивация?– Истинная мотивация одна: потребность иметь ребенка, реализовать родительскую любовь, продлиться согласно естественному человеческому инстинкту, осуществить заповедь: плодитесь и размножайтесь, если физической возможности такой нет. Правда, есть еще другой благоприятный вариант: здоровая человеческая потребность делиться «лишним» – без пафоса и самопожертвования: финансовым благополучием, накопленным опытом, любовью – осуществить потребность уменьшить страдания ближнего. Потому что родительский дом (разумеется, в нормальном понимании слова) лучше детского дома.
– Какой мотивации нужно остерегаться и как ее распознать?– В долгих беседах психолога с потенциальными родителями. Люди приходят с одной целью – взять ребенка. Чтобы распознать подтекст их желания, необходимо время. Для меня первый признак нездоровой мотивации, когда ребенок перестает быть субъектом и становится объектом для улучшения качества жизни родителя. Например, попытка «заменить» умершего ребенка, если горе не пережито до конца, что может отследить опытный психолог. Или сохранение супружеских отношений, когда они на грани разрушения, и супруги надеются, что ребенок послужит клеем. Разумеется, меркантильные вопросы: жилье, пособие, признание общества… Добро ходит тихо.
Так что осужденным – сидеть, а нам работать, во-первых, над усовершенствованием соответствующих законов и процедур. А во-вторых, и это самое главное – стать живыми друг для друга, включенными, интересоваться тем, что происходит за стенкой, не дожидаясь криков о помощи. Мы видим, какова цена нашего равнодушия.
– И что же, теперь «стучать» на соседей? Это другая крайность.– Видите, мы определили две крайние точки: фанатичное слежение и фатальное равнодушие. Значит, есть возможность найти третью точку где-то посередине.
