Литературовед Мирон Петровский описывает советскую детскую литературу как территорию, сформировавшую нашу идентификацию, общий язык и память.

Общественные изменения часто начинаются с детей, с образования и, де факто, с детской литературы. Происходит это не только потому, что дети — наше будущее, но и потому, что сами взрослые меняются через общение с детьми.

Сравните загруженных на работе биржевых брокеров или успешных менеджеров, чьих детей растят наемные няни, затюканных работяг, у которых остается время только на то, чтобы спросить у ребенка: «Уроки сделал? Тогда почему еще не спишь?» с теми взрослыми, у которых есть время на то, чтобы с детьми играть, читать, гулять.

В современном мире родители значат в жизни ребенка гораздо больше, чем во времена СССР. Приватизация, развернувшаяся после перестройки, свернула не только демократический проект советской детской литературы, но и места, где дети могли вместе расти и формироваться. Вместо многочисленных Дворцов культуры появились частные педагоги и элитные школы. Вместо единого языка и единого опыта появились разные касты детей: одни проводят время в частных летних школах в Англии, другие играют среди битого стекла в криминальных пригородах.

Революция и детская литература

До начала сталинский репрессий проект советской детской литературы, одним из авторов которого был С. Маршак, ставил перед собой ясную задачу: «Соединение «ученой культуры» верхов с культурой низовых масс во имя культурного расцвета нации — вот в чем было дело.

Решить проблему — значило создать общепонятные, но при этом не заниженные, не "удешевленные" формы культурного развития. Не нищую "культуру для бедных", но богатую культуру для всех».

Советский Союз, обладавший невероятными административными ресурсами, смог в кратчайшие сроки повысить всеобщую грамотность. Появление новой детской литературы, сопровождавшееся невиданными тиражами в миллионы экземпляров, помогло создать ряд книг, которые «читали все». А если кто-то почему-то такую «всеобщую книгу» умудрился не прочесть, то ее содержание все равно просачивалось через бытовые разговоры, медиа, мультфильмы и анекдоты.

А что было после?

Начиная с 30-х годов, одновременно со сворачиванием проекта советского авангарда, детская литература начала формировать совсем другие ценности. За публикацией знаменитой статьи Горького «Литература для детей», в которой он призывал власть «обратить внимание» на детское образование, последовало создание издательства «Детгиз».

Аспирант Гарварда Евгений Журавель занимается исследованием националистических настроений на постсоветском пространстве, разбирая рекомендованные советским детям после 30-х годов списки для чтения.

Журавель отмечает, что список Горького и Луначарского в значительно степени состоял из английской колониальной литературы, которая считалась «всемирной классикой».

Такие книги, как индийские истории Киплинга, «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, романы Жюль Верна формировали у советских детей образ «Другого» — некого далёкого экзотического «чёрного» человека или «сказочного дикаря», который позже был замещен на представителя необразованной части советского населения — «пролетария» или «гегемона».

Журавель описывает, как эти представления вошли в советскую массовую культуру:

« К 60-тым годам наличие расовых и культурных иерархий в СССР стали настолько обычным явлениям, что в самом популярном советском фильме 1965 года «Операция «Ы» или другие приключения Шурика» режиссер Леонид Гайдай снимает сцену, в которой показывает популярные африканские «знаки отличия»: черную кожу, юбку из соломы и копье. Однако дикарем в данном случае выступает советский пролетарий. В фильме показан конфликт между студентом-интеллектуалом, подрабатывающим по вечерам на стройке, и хулиганом Федей, которому на той же стройке нужно отработать 15 суток. Руководитель строительства, Павел Михайлович, безрезультатно пробовал образумить Федю, рассказав ему о достижениях советской экономики. Вероятно, для того, чтобы усилить принадлежность Павла Михайловича к высокой культуре, его одели в форму колониального английского офицера. Шурик готов к более суровым мерам: он начинает конфликт, заканчивающийся погоней, в процессе которой Федя трансформируется в чернокожего дикаря. Столкновение заканчивается победой Шурика, который отловил Федю и отхлестал его».

Книги нашего детства и что нас ждет в будущем

Многие из ныне известных российских художников, работавший в позднем СССР — Илья Кабаков, Эрик Булатов и другие — зарабатывали деньги, рисуя книжки для детей. Несмотря на то, что они относились к этой работе крайне прагматично, на их книжках выросли целые поколения. Помню, с каким наслаждением я рассматривала книжку «Золушка» с иллюстрациями Эрика Булатова. Все мне казалось прекрасным: и формальное изобретательное исполнение, и отчужденные знаковые персонажи.

Это были книжки для гигантского среднего класса. Они развлекали, успокаивали, образовывали.

Сегодня потенциала революционной советской детской литературы 20-х годов не осталось и в помине. Современные детские книжки развивают и умножают классовое разделение.

Появились издательства, обслуживающие нишу «дешевых книг для нищих». У них огромные тиражи и жирные бюджеты, но эти издательства не стремятся к прогрессу. Да и не коммерческое это дело – менять общество. Это дело самого общества или государства.

Есть небольшие частные издательства, которые нацелены на детей, посещающих летние школы в Англии или хотя бы частного учителя музыки. Такие издательства существуют в качестве личных проектов — иногда на деньги их создателей или членов семей, иногда на небольшие пожертвования фондов. Их задачи скромны: обслужить узкий круг друзей и выжить.

Где же формируется наше общее этическое поле, наш общий язык, наши представления о добре и зле, красоте и справедливости? Возможно ли, что детская литература перестала быть таким полем? Или, может быть, сегодня эти процессы идут где-то в другом месте — в блогах, компьютерных играх и самодельных переводах популярных американских сериалах (например, таких, как Южный Парк)?..