Во вторник в Колонном зале имени Лысенко Национальной филармонии пианист Андрей Кутасевич, органист Валерий Михалюк и Киевский камерный оркестр сопоставляли оркестровые эксперименты композиторов французской "Шестерки" с советской классикой. На время забыв о старине - продолжении цикла "Все симфонии Бетховена" и премьере оперы Генри Перселла "Дидона и Эней",- Роман Кофман продирижировал полным погружением в ХХ век.
Репертуарным мейнстримом Киевского камерного оркестра (художественный руководитель и главный дирижер - Роман Кофман) в нынешнем концертном сезоне стала проверенная классика. Ранние симфонии Бетховена в исполнении оркестра открывали цикл из всех симфоний последнего венского классика, а на днях Киевский камерный оркестр в сотрудничестве с камерным хором "Кредо" представит концертное исполнение английской оперы XVII века - "Дидону и Энея" Генри Перселла. В таком контексте прозвучавшая в филармоническом Колонном зале программа из Концерта для органа, струнных и литавр Франсиса Пуленка, Второй симфонии Артюра Онеггера, Первого фортепианного концерта Дмитрия Шостаковича и его же Прелюдии и фуги ре минор в переложении для оркестра Рудольфа Баршая в лучшем случае казалась попыткой временного переключения на "другую волну", а в худшем - чистой случайностью, проходной компиляцией из репертуарного багажа коллектива. Публика, к сожалению, была склонна верить последнему - зал едва заполнился наполовину. А спокойствие рядового концерта из зала передалось даже Роману Кофману, который энергию дирижерского темперамента переключил на неспешное смакование нюансов французской и русской музыки прошлого столетия.
Достаточно специфический по составу инструментов Концерт для органа, струнных и литавр Франсиса Пуленка (написан в 1938 году) тем не менее присутствует в репертуарных списках именитых камерных оркестров украинской столицы - "Киевских солистов" и "Киевской камераты". Единственное, чего не удалось добиться в нынешнем его исполнении Роману Кофману и солирующему на органе Валерию Михалюку,- это хорошего ансамбля (чтобы звук доходил до зала "равномерно", органисту приходится всегда на долю секунды опережать оркестр). Впрочем, недостатки ансамбля с лихвой компенсировались яркими аллюзиями-цитатами из Шестой симфонии Чайковского или Токкаты и фуги ре минор Баха. Роман Кофман со знанием дела давил на "точки памяти" в модернистской партитуре, в которой Франсис Пуленк, по его же словам, на время "отправился в монастырь" - вероятно, в поисках тех же Баха и Чайковского.
Вторая симфония еще одного участника французской "Шестерки" Артюра Онеггера - тоже в своем роде монастырь, только времен второй мировой войны (симфония написана в 1941 году). И со всеми причитающимися атрибутами, как то молитвенные повторения одной и той же фразы, кочующей по всем партиям оркестра (эмоциональный тон главной мелодической линии симфонии на альте великолепно задала Людмила Лимбо), траурные вздохи у всего оркестра разом и закономерное проникновение джазовых ритмов в финал произведения. Французский вариант знаменитой Седьмой ("Ленинградской") симфонии Шостаковича оказался гораздо лаконичнее и камернее советского аналога - еще одно доказательство того, что тихое сопротивление иногда бывает гораздо опаснее открыто задекларированного (в оккупированной Франции премьеру симфонии Онеггера запретили, поэтому она состоялась в 1942 году в Швейцарии).
К счастью, в хулиганском Первом фортепианном концерте Дмитрия Шостаковича тандему солиста Андрея Кутасевича и дирижера Романа Кофмана удалось сохранить нотку спокойного обаяния. Даже все соло трубы в исполнении Андрея Илькива прозвучали как-то неожиданно нежно и пасторально. А закрывавшие второе отделение концерта фортепианная Прелюдия и фуга ре минор Дмитрия Шостаковича в переложении для струнного оркестра Рудольфа Баршая - с явной оглядкой все на того же Баха: тихо, медленно и без единой модернистской поддевки.
