На четвертый день конфликта в Южной Осетии, 11 августа 2008 года, действующий премьер-министр Турецкой Республики и лидер Партии справедливости и развития Реджеп Тайип Эрдоган заявил о необходимости формирования Кавказского альянса, который бы обеспечил региональную безопасность. Спустя еще два дня, 13 августа 2008 года, премьер-министр Турецкой Республики совершил визит в Москву, где провел встречу с российским президентом Дмитрием Медведевым. Тогда же был озвучен тезис о необходимости создания «Платформы мира и стабильности» на Кавказе. Согласно мысли турецкого премьер-министра, «Платформа» должна объединить пять государств (РФ, Грузию, Армению, Азербайджан и Турцию). С этого момента политологи стали говорить о возвращении Турции на Кавказ.

В отличие от США и стран Евросоюза, Турция не новичок в кавказской «большой игре». В XVI—XVIII веках исторический предшественник Турецкой Республики — Османская империя вела борьбу за доминирование на Кавказе с Персией, а в XVIII — начале ХХ века — с Российской империей. Значительная часть территорий нынешних государств Южного Кавказа в различные периоды входили в состав Турции или находились в ее военно-политической орбите.

В начале 1920-х годов основатели современной Турецкой Республики и лидеры Советской России договорились о status quo в регионе. Турецкая Республика фактически выступала в роли гаранта автономного статуса Нахичевани в составе Азербайджана и Аджарской АССР в составе Грузии. Однако в годы холодной войны Турция была оттеснена от разрешения этнополитических проблем Кавказа. Она играла роль главного партнера США и натовского плацдарма на юге. Между тем относительная пассивность Турции определялась не только геополитическими соображениями. Создатели республиканского строя Турции — кемалисты — стремились оборвать все связи с наследием Османской империи (включая и исторический нарратив, и представления об «османском геополитическом пространстве», которое включало Балканы и Кавказ). Отсюда и акцент на «национальных» началах в противовес региональным (в которых, как считали отцы-основатели республики и хранители ее идеалов, турецкая национальная «самость» растворится).

Но «возвращение» Турции на Кавказ началось вовсе не в 2008 году. Просто «пятидневная война» стала той точкой, когда турецкие политики и дипломаты посчитали, что количество должно перерасти в качество. Всё началось значительно раньше. С распадом СССР и биполярного мира для Турции возникло много новых вызовов. Региональные конфликты в Нагорном Карабахе, Южной Осетии, Абхазии, Чечне происходили в непосредственной близости от ее государственных границ. По справедливому замечанию турецкого политолога Мустафы Айдына, «Анкара отнеслась к окончанию холодной войны без всякого энтузиазма». Рухнул СССР, державший под тоталитарным прессом этнополитические споры и проблемы. Для Анкары пришло время думать, как быть с издержками «либерализации» Евразии.

Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и интеллектуально-философское переосмысление основ турецкой внешней политики. По мнению историка и журналиста Игоря Торбакова, новое внешнеполитическое освоение Кавказа Анкарой базируется на идеологии «неоосманизм»: «Его истоки уходят в начало 1990-х годов — эпоху президента Тургута Озала. Однако подлинный расцвет течения совпадает с приходом к власти в Турции умеренно исламистской ПСР. В отличие от кемалистов, неоосманисты с готовностью включают в турецкое наследие и османское прошлое, и османское геополитическое пространство…» Турция, утверждают неоосманисты, расположена в самом центре Евразии и непосредственно — исторически и географически — связана с такими стратегически важными регионами, как Балканы, Ближний Восток и Кавказ.

За 17 лет, начиная с распада СССР и момента появления новых независимых государств на Южном Кавказе, Турции удалось существенно расширить свое влияние в регионе. Турция стала стратегическим партнером Азербайджана (особенно значительна роль Анкары в подготовке военных кадров и спецслужб этой страны), добилась позиции второго инвестора в Грузии, при этом став вторым после РФ экономическим партнером для Абхазии. Наибольшим драматизмом отличаются политические отношения между Турцией и Арменией. Главными причинами армяно-турецкого конфликта сегодня являются геноцид армян (точнее, отрицание факта геноцида со стороны Турции) и проблема Нагорного Карабаха. Однако в сентябре 2008 года обе стороны продемонстрировали готовность к инвентаризации проблемных точек в двусторонних отношениях и к кооперации для их улучшения.

Особая статья кавказской политики Турции — взаимоотношения с Россией. В первой половине 1990-х годов двусторонние отношения осложняла чеченская проблема. На территории Турции в ходе первой чеченской кампании действовали организации диаспор северокавказских этносов, выступавших в поддержку сепаратистов. На официальном уровне Анкара стремилась избегать вовлечения в конфликт в Чечне. Но отдельные представители правительства позволяли себе отклонения от официальной линии. Анкара была вынуждена учитывать фактор кавказской диаспоры на турецкой территории. Намного больше точек соприкосновения у Москвы и Анкары существует по абхазскому вопросу. Турецкие власти довольно жестко прореагировали на попытки Тбилиси провести блицкриг против Абхазии в 1992 году.

Однако многосторонние и интенсивные российско-турецкие деловые связи — челноки и туристы — посадили Турцию на российскую денежную иглу и заставили Анкару существенно скорректировать политику по отношению к России. Сближению Москвы и Анкары значительно поспособствовал отказ России от поддержки Курдской рабочей партии, считающейся в Турции террористической организацией. Сегодня охлаждение в американо-турецких (из-за войны в Ираке и разных подходов к курдской проблеме) и турецко-европейских отношениях (из-за приема греческой части Кипра в ЕС и отказа в приеме Турции) объективно толкает Анкару в сторону сближения с Москвой. У РФ и Турции общие взгляды на черноморскую проблематику. Два государства заинтересованы в сохранении ЗАО «Черное море» и минимальном присутствии в нем нерегиональных участников.

.

Таким образом, до тех пор, пока геополитический ландшафт региона определялся словосочетанием status quo, турецкое вмешательство было дозированным. Сегодня Анкара заинтересована в том, чтобы принять активное участие в формировании новой конфигурации безопасности Большого Кавказа. Провозгласив одной из своих стратегических целей европейскую интеграцию, Турция Эрдогана пытается также сыграть роль форпоста ЕС в проблемном регионе (учитывая, что сами европейские бюрократы до сих пор не были слишком эффективными, а потому могут увидеть пользу в миротворческой активности Анкары под лозунгами единой Европы и принципами ОБСЕ). Впрочем, не стоит идеализировать и наступившее сближение между РФ и Турцией. Конечно, тот факт, что вчерашние соперники (а исторические Россия и Турция пережили 11 войн общей длительностью в 44 года) находят много общих точек соприкосновения, не может не радовать. Однако нельзя игнорировать опасения Анкары по поводу одностороннего и несбалансированного усиления Москвы. Такие опасения не в последнюю очередь определяют активность Турции в процессе продвижения своей «Платформы». Успехи Москвы в Абхазии и Южной Осетии Анкара хотела бы дополнить сдержками в виде региональных проектов со своим участием. Как бы то ни было, следует признать, что летом 2008 года Турция приступила к качественно новому «открытию» Кавказского региона.