За крошечную книжечку, венчающую эпопею о Гарри Поттере, в отечественных книжных магазинах просят около 300 рублей, и желающих расстаться с этой суммой более чем достаточно. Число людей, готовых отдать любые имеющиеся в наличии деньги за любую продукцию с именем «Джоан К. Ролинг» на упаковке, во всем мире перевалило за четверть миллиарда. Поэтому не стоит удивляться, что и «Сказки барда Бидля» — сто страничек неплотного текста, пять простеньких сказочек плюс многозначительные комментарии покойного профессора Дамблдора — пользуются на рынке закономерным успехом. Впрочем, на сей раз несоразмерное объему книги капиталовложение будет, пожалуй, оправданным. И дело не только в том, что вырученные от продажи «Сказок» средства пойдут на помощь сиротам (точнее — благотворительному фонду Children's High Level Group), и даже не в том, что книга оформлена очень стильными рисунками самой Ролинг. Куда важнее то, что нынешний сборник — своего рода ключ ко всем семи томам «поттерианы». Ключ, как водится, магический — или, вернее, антимагический.

Позволю себе в этой связи небольшое лирическое отступление. Когда-то давно один очень известный современный писатель обогатил меня емкой метафорой. «Нам интересно читать книжки, которые написаны либо про нас, либо про папуасов, — сказал он мне в частной беседе. — То есть читателя волнует либо то, что напрямую (и как можно точнее) резонирует с его личным опытом, либо то, что этому опыту перпендикулярно и полностью внеположно». На протяжении последних лет я неоднократно убеждалась в истинности этой градации и, разумеется, безоговорочно относила сочинения Джоан Ролинг к «папуасской» категории.

За семь томов приключений мальчика-волшебника мы свыклись с мыслью о том, что все происходящее с Гарри и его друзьями по большому счету не имеет к нам прямого отношения. Конечно, некоторые параллели с обычной, неколдовской жизнью очевидны, но в целом притягательность созданного Ролинг мира в первую очередь в том, что при всей своей внутренней стройности и убедительности он именно другой, не похожий на тот, к которому мы привыкли. Иными словами, я (и, готова поспорить, не я одна) была уверена, что в случае с популярностью Поттера сработали примерно те же механизмы, которые полувеком раньше обеспечили культовым статусом толкиеновского «Властелина колец» — книжку тоже весьма «папуасскую» (сколько бы ни выискивали герменевты-комментаторы в ней параллелей с реальной историей Европы ХХ века).

Однако «Сказки барда Бидля» — своеобразный аналог магловских «Сказок матушки Гусыни» и, если верить Ролинг, главное детское чтиво в мире волшебников — убедительным образом опровергают подобную точку зрения. И сами короткие истории (прямо скажем, сильно уступающие своим магловским прототипам), и их интерпретация, подготовленная Альбусом Дамблдором, заставляет читателя радикально пересмотреть свое восприятие мира волшебников и — наконец-то! — признать очевидное: несмотря на колдовской антураж, весь «Гарри Поттер» — не более чем метафора нашего обыденного существования, а никак не повесть об очередных фэнтези-папуасах.

Из «Сказок» мы узнаем немало нового о тех ограничениях, с которыми приходится мириться волшебникам. Точно так же, как простые смертные, они не могут избежать смерти, не могут вернуть с того света дорогих им умерших, точно так же подвержены страстям, любви, ненависти, безумию и страданиям (об этом говорится в ключевой сказке сборника — «Дары смерти», благодаря которой, как многие помнят, Гарри Поттер в финале эпопеи все же одолел Волан-де-Морта). Волшебники не имеют ни права, ни возможности влиять на краеугольные принципы собственного бытия. Хуже того, ко всем прочим радостям маги еще и несут бремя социальной ответственности и обязаны по мере сил помогать своим «бедным родственникам» маглам (как сообщается в сказке «Фонтан феи Фортуны», волшебники могут вступать в брак с неволшебниками и производить жизнеспособное потомство — с точки зрения эволюционной теории это означает, что два подвида homo sapiens в самом деле состоят друг с другом в близком родстве).

В принципе внимательный читатель «поттерианы» знал обо всем этом и раньше. Однако известные факты, поданные сжато, концентрированно и в лоб, производят совершенно иное, куда более мощное воздействие. Разница между миром волшебников и миром маглов внезапно становится совершенно иллюзорной, магические возможности оборачиваются не более чем метафорой денег, образования и прочих традиционных для нашей цивилизации ценностей, а вся эпопея задним числом получает совершенно иное прочтение.

Сам Гарри Поттер оказывается типичным «маленьким человеком», против собственной воли вовлеченным в противостояние двух могущественных корпораций и зажатым между жерновами их конкурирующих интересов. Отношения между чистокровными колдунами и выходцами из маглов (такова, если кто забыл, верная подруга Гарри, отличница и зануда Гермиона Грэйнджер) — отображением вечного конфликта между «старыми» и «новыми» деньгами, между «старым» и «новым» социальным статусом, между «москвичами» и «понаехавшими». Дальше ребус можно разгадывать практически до бесконечности: в свете полученного из «Сказок барда Бидля» знания едва ли не каждая деталь эпопеи Ролинг обретает новую актуальную интерпретацию.

Срывая магические покровы со своей саги о волшебниках и маглах, Джоан Ролинг не просто дает читателю весомый повод перечитать все книги цикла заново, что называется, под новым углом. Она фактически объясняет, почему именно история о мальчике-колдуне стала главной книгой первого десятилетия ХХI века. Причина этого — в виртуозном сочетании несочетаемого.

Возвращаясь к метафоре, подаренной мне упоминавшимся выше писателем, можно сказать: первой из ныне живущих авторов Ролинг сумела упаковать историю, напрямую корреспондирующуюся с личным опытом каждого читателя, в яркую обложку увлекательной повести из жизни «папуасов». И в этом контексте вселенский триумф писательницы не только объясним, но и заслужен: одним выстрелом выбить двадцать очков из десяти возможных — подвиг, который в обозримом будущем едва ли кому-то удастся повторить.