В свое время историк Н. Карамзин определил главную российскую проблему одним словом: «Воруют». За двести лет фраза не утратила своей актуальности и не утратит, думается, еще лет двести. Тем не менее борьба с национальным злом периодически обостряется. Последней громкой инициативой стал «Национальный план противодействия коррупции», подписанный президентом РФ Дмитрием Медведевым. В середине января 2009-го вступила в силу основная часть этого плана — Федеральный закон «О противодействии коррупции».

Особенности национального антикоррупционного плана

Почему всё это не было сделано раньше? Борис Ельцин и Владимир Путин в 1997—2007 годах только в ежегодных президентских посланиях обращались к проблеме коррупции около 70 раз! Многочисленные проекты приведения российского законодательства в соответствие с международными и европейскими антикоррупционными нормативами исправно озвучиваются оппозицией и профильными гражданскими организациями с 1990-х годов.

Тем не менее многолетняя изнуряющая борьба завершилась откровенным признанием: «Несмотря на предпринимаемые усилия, нам до сих пор не удалось устранить одно из самых серьезных препятствий на пути нашего развития — коррупцию» (В. Путин, послание-2006). Теперь проблема по эстафете передана Дмитрию Медведеву.

Не обернется ли наступление на коррупцию очередной кампанейщиной наподобие пресловутого дела «оборотней в погонах»? На эту мысль наталкивают некоторые особенности национального плана, который во многом повторяет ныне почти забытую антикоррупционную риторику начала 1990-х.

На деле национальный план не предлагает ничего экстраординарного. Все приведенные рецепты озвучивались ранее. Это и принятие Госдумой в январе 2009 года специального закона «О противодействии коррупции». И создание при президенте РФ Совета по борьбе с коррупцией. И намерение Кремля ратифицировать ряд международных и европейских антикоррупционных конвенций. И требование наконец обязать чиновников декларировать свои доходы и недвижимость.

Правда, норма распространяется только на них самих, их супругов и несовершеннолетних детей. Причем предоставление подобных сведений требуется только при занятии административной должности, а сами сведения «конфиденциального характера» исключают свободный доступ к ним граждан. Получается, что госорганы опять будут заниматься самолечением — искоренять коррупционные позывы сами в себе. А российские граждане, как и ранее, получают привилегию содержать за свой счет наемный персонал, называемый «государство», но не могут просить отчета о его образе жизни.

Национальный план содержит немало императивов, вызывающих, мягко говоря, удивление. Вот, например, некоторые из них:

«…Воспитание у правоприменителей уважительного отношения к закону» .

«О сколько нам открытий чудных…» А ведь граждане до сих пор верят, что уважение к закону у правоприменителей и законотворцев предполагается априори.

«…Установление запрета на прием на правоохранительную службу и службу в органах федеральной службы безопасности граждан, имеющих (имевших) судимость, уголовное преследование в отношении которых прекращено по нереабилитирующим основаниям».

Еще одно открытие! Оказывается, в МВД и ФСБ до сих пор принимали на работу ранее заслуженно судимых.

«…Сокращение излишней численности государственных и муниципальных служащих с одновременным привлечением на государственную и муниципальную службу квалифицированных специалистов».

Из данного пассажа остается непонятно — будут чиновников сокращать или всё же набирать? Скорее последнее, поскольку госаппарат сокращаться самостоятельно не способен, а сократить его извне некому. Если в начале 1990-х численность российских чиновников составляла около 1 млн человек, то в 2005 году — 1,5 млн, а в 2008-м подбирается к 2 млн, увеличиваясь примерно на 10% ежегодно. Коррумпированный госаппарат разрастается, как раковая опухоль. Одновременно российское население сокращается на 0,7—1 млн человек в год.

При этом Российская империя в 1913 году обходилась 250 тыс. госслужащих при той же численности населения, но гораздо большей территории и отсутствии современных средств коммуникаций, баз данных и электронного учета. Странно, если в данном контексте кто-то питает иллюзии о том, что чиновники способны самостоятельно справиться с еще более тяжкой задачей — собственной коррумпированностью.

«Разработка методики оценки эффективности внутренних систем выявления и профилактики коррупционных рисков в федеральных государственных органах, государственных органах субъектов Российской Федерации и органах местного самоуправления муниципальных образований».

Разработчики национального плана не смогли определить, что такое коррупция вообще. Но при этом в лучших русских традициях готовы к разработке методики оценки эффективности (!) внутренних систем выявления и профилактики (!) коррупционных рисков (!!!).

«…Формирование в обществе и государственном аппарате уважительного и бережного отношения к частной собственности <…> повышение правовой культуры».

Тезис из цикла «Мы за всё хорошее»... Собственно, вряд ли кто-то против. Но какое конкретное отношение эти общеблагости имеют к сути проблемы?

И вечный бой, или Главное направление удара

Представляется, что основной удар по коррупции должен быть нанесен всё же не в поле изобретения новых законов. В качестве стратегии предпочтительна не карающая борьба с фактами коррупции, а сокращение самого законодательного и управленческого поля, в котором она возможна. Тем более что труднее всего справиться с коррупцией на уровне государственных решений, когда выгоды корпоративных кругов закладываются уже на уровне законопроектов.

В долгосрочной перспективе оптимальным представляется путь минимизации сферы госрегулирования, формирующего коррупционный соблазн. Это путь самоограничения: введение прозрачного документооборота, замена разрешительных процедур на уведомительные и т.п. Кроме того, сокращают поле коррупции установление и поддержание простых технологических стандартов деятельности госорганов:

— наличие интернет-сайтов с обратной связью, телефонами и четким распорядком работы;
— свободный доступ всех желающих в госучреждения;
— точное знание, не позже какого звонка госслужащий должен снять трубку и ответить на вопрос или дать консультацию;
— определение максимальной очереди в госучреждения;
— предельных сроков выдачи справок и иных документов;
— знание, у кого и где можно обжаловать действия госслужащего;
— какая стоимость «сувенира» или «подарка» должностному лицу квалифицирует их как взятку и т.п.

Подобные нормы и меры элементарно дисциплинируют госслужащих и снижают у них желание приватизировать в своекорыстных целях частичку государства, когда гражданам не ясны чиновничьи обязанности, полномочия и стандарты деятельности.

Наконец, что наиболее важно, эффективное противодействие коррупции предполагает участие общества. Однако возможный вклад общества в реализацию национального плана, за исключением нескольких ритуальных фраз, фактически сведен к нулю. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что такая методика если не обнулит, то серьезно убавит эффективность всей борьбы. Государство, которое не намерено делиться с гражданами полномочиями и ответственностью в борьбе с коррупцией, достигает весьма скромных результатов.

Особенно если и само общество достаточно лояльно к коррупционным практикам, а бытовой прагматизм подталкивает людей к решению проблем пусть малозаконным, но эффективным способом. Согласно социологическим опросам, россияне к возможностям искоренения коррупции относятся скептически, воспринимая ее как неизбежное зло. Практически каждый хоть раз в жизни решал свои проблемы именно с помощью взяток, подарков и прочих «сувениров». А раз не сформировано массовой нетерпимости к коррупции, особенно низовой, любые антикоррупционные инициативы сверху будут подорваны.

Пока же за антикоррупционной риторикой наблюдается отсутствие подкрепляющей ее практики. Государство желает знать о гражданах практически всё, в то время как само остается совершенно закрыто от тех, кто, собственно, его составляет, то есть российских граждан — налогоплательщиков.

Такое противодействие коррупции напоминает известное «Борьба с борьбою борется, борьба с борьбой борьбет».