Во вторник стало известно, что в РФ готов проект российско-американского межправительственного соглашения по усыновлению детей. Для обсуждения документа в четверг в Москву должна прибыть американская делегация. В интервью газете ВЗГЛЯД уполномоченный по правам ребенка при президенте Павел Астахов рассказал о деталях предложенного документа, уточнил, какие межгосударственные юридические проблемы еще остались, а также оценил ситуацию в национальном усыновлении. «Страшная ситуация»

− Павел Алексеевич, в чем суть нового соглашения, текст которого предложен Россией?
− Прежде всего, это соглашение, которое определяет порядок усыновления – подбора кандидатов в усыновители, представления документов усыновителем, список этих документов. Оно также устанавливает порядок принятия решения по усыновлению, перемещения ребенка – и, конечно же, что очень важно – возможности контроля за ребенком, мониторинга его дальнейшей жизни. Мы должны четко знать, что происходит с ребенком в семье, в которую он переехал жить за границу, в данном случае, в Соединенные Штаты Америки.

Сегодня у нас таких возможностей, к сожалению, нет, потому что нет правовой основы. А только консульскими усилиями, через наши дипломатические учреждения это сделать невозможно. Сегодня нет обязанности у государственных органов, защищающих права ребенка в США, предоставлять нам сведения о том, что происходит с ребенком, в какой он ситуации находится.

В отдельных случаях, когда мы настаиваем на этом, нам предоставляют такую информацию, но мы не можем ее проверить: за достоверность этих сведений никто ответственности не несет.

Российские патронатные семьи − лучшие семьи для сирот, считает Павел Астахов (фото: Дмитрий Копылов/ВЗГЛЯД)

Все это будет учтено в новом договоре. Он достаточно прост по своей структуре, понятен по содержанию и, мне кажется, своевременен и справедлив. Даже семьи американских усыновителей понимают, что такой договор просто необходим, чтобы продолжать сотрудничество в области международного усыновления.

Про американское усыновление мы сегодня знаем далеко не все. Нет возможностей отследить судьбу нашего ребенка в США, когда у него меняется фамилия, имя, он может поменять место жительства, можно вообще спрятать ребенка, и мы не имеем возможности проконтролировать это. Мы не знаем всех случаев нарушения прав наших детей. Мы не знаем – и нам никто не дает такой информации, − от скольких детей отказались их усыновители.

Сейчас выплывают лишь отдельные ситуации, в которых рассказывается о неких ранчо, резервациях, где содержатся дети, в том числе русские дети, в большом количестве – в основном это дети, которые страдают определенными физическими, психическими заболеваниями. Это, конечно, страшная ситуация, что мы не знаем всех этих проблем и случаев, не можем проконтролировать и помочь нашим детям в отсутствие договора.

«Дьяконские» агентства

− Кто именно будет нести ответственность за достоверность информации об усыновленных российских детях? Какой механизм контроля прописан в тексте договора?
− Контроль за предоставлением этих сведений будет возложен на американские органы, которые занимаются вопросами защиты прав детей. И в том случае, если будет выявлено, что была предоставлена ложная информация, тогда уже непосредственно в Америке можно преследовать по американским законам такого кандидата в усыновители, а в России на основании этого договора – по российским законам. Когда возникает обязанность в двустороннем международном соглашении, тогда уже можно использовать и российское, и американское право одинаково.

Сейчас у нас получается, что в случае, когда представлены ложные сведения, агентство по усыновлению ответственности не несет, кандидат в усыновители не может быть привлечен – ни по Уголовному кодексу России, ни по американскому законодательству.

− Ужесточены ли требования к американским усыновителям? Возможно ли снижение количества аккредитованных американских агентств по усыновлению на территории РФ?
− Вопрос по аккредитации очень сложный. Мне кажется, в процессе подготовки двустороннего договора есть смысл пересмотреть все агентства. Потому что даже по названиям некоторых агентств у меня возникают вопросы. Например, есть агентства, которые прямо в своем названии содержат такие слова, как «дьяконское», «католическое», «лютеранское», «евангелическое», то есть понятно, что это организации религиозной направленности, и они немного не соответствуют целям и задачам, которые они декларируют в своей деятельности на территории России, помогая американским усыновителям.

Что касается кандидатов, то требования к ним такие же, как к российским усыновителям. Предпочтение отдается семейным парам, они должны быть физически и психически здоровы, у них должно быть соответствующее социальное положение – достаток, характеристики, сведения о жилищных условиях – перечень всех этих документов прямо прописан в договоре. Там не сказано конкретно, какой в численном выражении должен быть доход у семьи, однако говорится, что он должен быть выше среднего, чтобы ребенок не чувствовал себя ущемленным.

У нас, кстати, есть общее требование в законе – что бы ни происходило с ребенком, куда бы он ни перемещался, его положение не должно ухудшаться. Это требование должно соблюдаться. Если сегодня в детском доме тратится на ребенка 300−500 тыс. рублей в год, то это значит, что (в приемной семье − прим. ред.) на него должно тратиться не меньше.

Неуместные отговорки

− Какие меры воздействия предусматривает текст нового соглашения по отношению к американским приемным родителям, которые будут уличены в недобросовестном отношении к своим обязанностям?
− Этот международный договор не является документом, в котором необходимо прописывать все санкции. А за нарушение условий этого договора – в частности, за подачу ложных сведений или за жестокое обращение с ребенком – применяться будут санкции, прописанные в других документах – УК РФ и законах США. Поскольку у них право прецедентное, то лишь суд решает, какие именно санкции применять к конкретному нарушителю. Договор нам позволяет уже реагировать на нарушения и привлекать к ответственности, вплоть до уголовной.

− Тут возникает вопрос: как будет решаться, чью юрисдикцию – российскую или американскую – применять в каждом конкретном случае?
− Поскольку ребенок находится на территории Соединенных Штатов и при усыновлении становится американским резидентом, юрисдикция, конечно, будет применяться американская – как к родителям, так и к ребенку. Но с той точки зрения, что это и гражданин России, на основании двустороннего договора мы получаем возможность более настоятельно требовать применения санкций, мер наказания к тем, кто нарушает права ребенка. Кроме того, в рамках этого соглашения российские легализованные документы могут быть применены и на американской территории, но, опять же, лишь в рамках узкого сектора права.

− На днях Департамент информации и печати МИД России распространил заявление, в котором сообщается, что США не заинтересованы в заключении с Россией договора по вопросам международного усыновления. В сложившихся условиях, насколько, по-вашему, реальны шансы на заключение договора на условиях, предложенных Россией?
− Это правда, Америка не хочет заключать подобное соглашение. Власти США исходят из того, чтобы решать все вопросы в рамках своей юрисдикции, по своим национальным законам.

Есть еще одна отговорка, которая достаточно давно звучит с американской стороны, – о том, что они не против договоренностей, однако каждый случай (жестокого обращения с детьми – прим. ред.) мы должны обсуждать с конкретным штатом и заключать соответствующее соглашение с властями этого штата. Я считаю, что эта отговорка неуместна, потому что есть федеральная власть, которая определяет общие стандарты и общую политику – в частности, в области защиты детей и обращения с ними. Есть также федеральный орган защиты прав детей, который действует на всей территории США. Поэтому в данном случае должно быть именно межправительственное соглашение, и для его заключения есть все необходимые условия.

Договорные проблемы

− Сейчас много говорится про проблемы с усыновлением именно с США. А с другими странами подобных проблем нет, или столь вопиющие случаи не вскрываются, или же они просто меньше детей усыновляют?
− С другими странами у нас тоже возникают спорные моменты. Но дело в том, что американцы, конечно же, усыновляют больше других, поэтому и проблем возникает больше, пропорционально. Обычно американцы усыновляют от 40 до 50% всех российских детей, направляемых на иностранное усыновление. За прошлый год это были 1813 детей.

− С какими странами у России еще заключены подобные договоры?
− Только с Итальянской республикой.

− А с кем заключение подобных договоров планируется?
− Мы обсуждали это с властями Финляндии, когда я был там, занимаясь делом Роберта Ранталы. Я встречался с двумя советниками президента по международным правовым вопросам, они с пониманием отнеслись к этому вопросу.

Ту же самую ситуацию мы обсуждали с Францией, у нас там есть определенные проблемы: вы знаете, дела Захаровой, Беленькой. Я сам эту работу веду. Встречался с двумя советниками посла по гражданским и правовым вопросам и с атташе по полицейским вопросам здесь, в России. Они подтвердили, что готовы с разрешения Еврокомиссии, которого они ждут, подобный договор с нами обсуждать и заключать. Однако тут вопрос не только в соглашении по усыновлению, вопрос еще в заключении двусторонних договоров о взаимной помощи в гражданских и семейных делах, которые у нас, к сожалению, отсутствуют сегодня (со многими странами – прим. ред.)

Наказать виновных

− Согласно статистике, которую приводят в Минобрнауки, число российских детей, переданных в международное усыновление, сократилось с 14 тысяч в год в середине 1990-х до 3,8 тысячи в 2009 году. С чем это связано?
− С тем, что ситуация в России меняется – социальная, прежде всего. Российские граждане начинают понимать, что детей чужих не бывает. В то же время больше желающих усыновить детей внутри нашего государства, и это правильно. Плюс ко всему начали развиваться другие формы – опека, патронат. Слабо, да, буксует патронат, не все законодательно урегулировано, но в тех субъектах Федерации, где существует закон о патронате, передача детей в семьи идет достаточно успешно.

Сама по себе ситуация с детьми, которые остались без попечения родителей, такова, что детям в любом случае по закону должны обеспечиваться условия, максимально приближенные к домашним и семейным. Лучшая форма воспитания – это семейное воспитание. Поэтому мы сейчас должны говорить о том, чтобы кровные семьи сохранять, дать возможность семье стать на ноги, помочь. Должна быть создана сеть реабилитационных центров, кризисных центров, чтобы в каждом районе они были и помогали семье.

То, что детей больше остается в России, – это хорошая тенденция. Я думаю, что государство должно это всячески поощрять. Потому что, видите ли, мы год от года теряем детское население. И дальше, в ближайшие 10−15 лет, даже при положительной демографии мы все равно будем его терять.

У нас очень высокий травматизм детей – в ДТП, бытовые травмы. Много детей гибнет. У нас насилие в отношении детей зашкаливает – за прошлый год совершено 106 тыс. преступлений! Это все говорит о том, что нам очень много надо работать, чтобы сохранить наших детей, и всячески поощрять российские семьи к тому, чтобы они наших, российских детей оставляли в России.

− На заседании Госдумы прозвучало радикальное предложение − полностью отказаться от практики международного усыновления. К чему привел бы такой шаг, насколько он оправдан?
− Я бы, взвесив все «за» и «против», еще подумал на этот счет. Это я говорю о международно-правовом взгляде, о том, что нехорошо добровольно уходить в изоляцию и отменять международное усыновление. Но с другой стороны, такое количество злоупотреблений у нас существует в международном усыновлении… Даже сейчас по Артему Савельеву разбираемся – находим факты, что при предоставлении информации российские органы опеки исказили данные: написали о том, что у него нет родственников, а у него есть живой дедушка… Там идет проверка прокурорская, и я вас уверяю, что мы это дело просто так не оставим.

Вы знаете, какие деньги крутятся в сфере международного усыновления?! Поэтому здесь, когда речь идет о деньгах, очень много злоупотреблений, к сожалению.

Поэтому сейчас очень хороший момент, когда можно все приостановить и разобраться: кто что делает, кто за что отвечает, где есть злоупотребления. Наказать виновных, привлечь к ответственности. А не будет этого – ну что ж, значит, отменим международное усыновление, я этого не исключаю.

Детдома – перепрофилировать

− А в национальном усыновлении случаев, подобных ситуации с Артемом Савельевым, нет? Или они просто не становятся известными широкой общественности?
− Конечно, такие случаи есть. Согласно имеющимся у меня данным, за 2009 год в России было отменено 8381 усыновление – это как возвращенные дети, так и усыновления, отмененные органами опеки. Из них в 1219 случаях имело место ненадлежащее исполнение приемными родителями своих обязанностей.

Если говорить о причинах, по которым это происходит… Самая главная причина – нет службы сопровождения. На федеральном уровне нет закона, который позволял бы создать такую службу и помогать приемным родителям и детям. Нет специалистов, которые помогали бы приемным родителям пройти сложные этапы адаптации ребенка. Дети-то эти особенные, понятно, и надо помогать. Потом, нет методического обеспечения, органы опеки не подготовлены к тому, чтобы помогать, содействовать. Отбор кандидатов в усыновители ведется зачастую формально. И уже только потом называется жестокое обращение родителей с приемными детьми – это 68 случаев. Да, оно существует в российских приемных семьях, и не все факты мы можем видеть, однако в списке причин несостоявшихся усыновлений в России оно далеко не на первом месте.

− Какие меры позволят минимизировать эту проблему на национальном уровне?
− Во-первых, надо говорить о патронате, чтобы он все-таки подробно был прописан в федеральном законе. Потому что патронатные семье – это как раз те семьи, которые могут ребенку реально помочь.

В этом случае ребенку все-таки создаются условия семейного воспитания, но при этом деньги, которые расходуются государством на содержание ребенка в детском учреждении (а минимальная цифра по России составляет 200 тыс. рублей на ребенка в год), экономятся. В случае патроната на поддержку семье направляются в четыре или пять раз меньшие деньги, и для семьи это серьезное подспорье. Тут просто есть своя экономика: и семье, и государству выгодна такая схема.

При этом это совсем не означает, что надо совсем закрывать детские дома – их надо перепрофилировать. Надо детские дома, которые мы можем расселить по семьям, превращать в центры социальной и семейной реабилитации, кризисные центры. Вот чего у нас не хватает.