В Национальном художественном музее освежили национальные чувства: за семь тысячелетий украинской истории днепропетровский скульптор Владимир Наконечный заставил отдуваться несколько десятков бронзовых казаков.
Бронзовые изделия Владимира Наконечного - пожалуй, самый одиозный выставочный проект в стенах Художественного музея за последние годы. Публике его преподнесли с таким беззастенчивым пафосом, что трудно было не заподозрить фальшь еще до знакомства с самими работами. Чего стоит одно только название проекта - "7514" (за этими цифрами, как уверяет его создатель, стоит "реальный" год украинской истории, в котором мы сейчас находимся на зависть всему христианскому окружению).
Откуда вести отсчет, посетителям, собравшимся на открытии, не сообщили, поэтому самые дотошные занялись подбором исторических гипотез на собственный вкус. Не просветили, видимо, и сотрудников музея, курировавших проект,- в протокольных речах на открытии они в лучшем случае с третьего раза попадали на правильную комбинацию цифр. Хотя к тому, что ваяет Владимир Наконечный, большинство оговорок имеет прямое отношение - достаточно только переставить цифры так, чтобы дата отсылала к 1700-м годам, эпохе последнего всплеска и угасания казачества.
Судя по выставленным работам, днепропетровского скульптора вдохновляет исключительно одна тема. Все шестьдесят с лишним прибывших в Киев фигур - это вариации на тему украинского казака, который покуривает свою люльку, перебирает струны кобзы, отращивает усы и страдает за народ. Все это, естественно, не сходя с места и почти не меняя положения рук и ног: любимый персонаж Владимира Наконечного навеки замер в акробатической позиции, которую у йогов принято называть позой лотоса. Ближайшие ассоциации должны, вероятно, увести зрителя к распространенному в народной иконе XVII-XVIII веков образу казака Мамая (довольно внушительное собрание таких икон хранится как раз в Национальном художественном музее). Имеется у этого меланхолического героя и "женский" аналог - скифская баба, давно ставшая эмблемой всего, что было до письменной истории степных племен. Европейским пространством, впрочем, дело у господина Наконечного не ограничивается. В медитирующем Мамае публике предложено ни много ни мало разглядеть "украинского Будду" - случайное сходство поз двух персонажей и есть, если верить доморощенному днепропетровскому историку, лучшее подтверждение благородства наших национальных корней.
Впрочем, во всей этой национальной фантасмагории у Владимира Наконечного немало гоголевского. Только это не Гоголь "Тараса Бульбы" или даже повести о ссоре двух миргородских казаков, а создатель анекдотов о петербургских сумасшедших. Множащиеся до ряби в глазах фигурки с чубуком и чаркой - украинская параллель к безумиям Башмачкина и Поприщина. Нагляднее всего это демонстрирует огромное панно в центре зала, которое художник разделил на 49 квадратов,- в каждой ячейке поместился миниатюрный клонированный Будда-Мамай. Намекать эта композиция с парадом Будд должна, очевидно, на шахматную доску (тоже пришедшую к нам из Азии), хотя она все-таки больше напоминает увеличенное в несколько раз поле для крестиков-ноликов. После такой откровенной демонстрации абсурда уже не удивляют ни казак, попирающий американский цент и российский рубль образца 1998 года, ни его собрат, поднявший, как пионеры на артековских плакатах, макет земного шара. Что уж удивляться сотрудникам музея - когда после открытия по распоряжению руководства один зал на время освободили от Мамаев, те, кто должен охранять эти шедевры, даже не заметили, что караулят пустоту.
