Спустя много лет «театральная» история всплыла снова, уже в петербургском варианте. Кажется, в связи с нынешним юбилеем о ней даже не вспоминают. И мы не будем, потому что речь совсем не об этом.

Построит ли когда-нибудь Пугачева или кто-нибудь из ее богатых и более предприимчивых покровителей здание с фойе, зрительным залом и окошком кассы, где будут продавать билеты, — не хочу загадывать, Бог даст, так и построят.

Театр песни Аллы Пугачевой — это еще и художественный образ. О том, что каждая ее песня — спектакль, что она — актриса, а не просто певица, сказано уже слишком много и вполне справедливо.

Призрак театра

Однако, кроме этого, в репертуаре Аллы Борисовны на протяжении всего ее тревожного пути постоянно, если не сказать навязчиво возникал «призрак театра» — как образ в песнях, как метафора существования в обществе.

Вот об этой театрализации бытия в песнях Пугачевой и можно сегодня вспомнить.

Возле сцены, как на площади,
Собирается народ, народ.
Ему зрелище попроще бы,
А он опять ко мне идет. Ух! Мой народ.
Разбросаю кудри рыжие
Я на сцене, как всегда,
И, погибнув, снова выживу,
Чтоб опять прийти сюда, сюда, эх!

Не самая популярная сегодня песня прежнего пугачевского репертуара (стихи И. Резника), с характерным, однако, названием «Мне судьба такая выпала».

И в одном только куплете — уже практически все основные мотивы, связанные с главной темой пугачевской лирики: жизнь как театр, театр как жизнь.

На сцене можно умереть и родиться заново, на сцене можно повторить судьбу, переиграть ее, на сцене, наконец, можно плакать, то есть быть собой, — об этом и в другой известной вещи, «Что вы, плакать? Никогда!» (стихи А. Пугачевой), которая и по сей день на слуху, даже разошлась на пословицы:

А когда вдруг вспыхнет рампа,
Съем всю тушь, в слезах скользя.
Лишь на сцене плакать можно,
А вот в жизни — нам нельзя...

Впрочем, исток этого мотива для Пугачевой надо искать еще в «Арлекино». Там, правда, речь шла даже не о театре — о цирке, но ведь и театр пугачевский, как мы только что вспомнили, не «академический», а «площадной», обращенный к не избранным и просвещенным зрителям, а к толпам, хотя и к каждому из этой толпы в отдельности.

Цирковой же ее Арлекин неслучайно «Гамлета в безумии страстей который год играет для себя». С фундаментальной метафорой жизни как театра связана и более частная метафора-спутник: роль как маска.

Роль, разумеется, не только в пьесе, если вся жизнь — это сцена:

Всё кажется — вот маску я сниму,
И этот мир изменится со мной,
Но слез моих не видно никому,
Ну что ж, Арлекин я, видно, неплохой!

Этот образ, принесший ей первый настоящий успех, она неслучайно пронесла через всю свою карьеру. А цирковые метафоры возникали у нее позднее еще не раз.

Самая, наверное, яркая и любимая самой исполнительницей — в песне «Пришла и говорю» (стихи Б. Ахмадулиной), давшей название одноименным альбому и кинофильму. И здесь публичное представление собственной судьбы связано уже не просто с болью, но и со смертельной опасностью:

Измучена гортань кровотеченьем речи,
Но весел мой прыжок из темноты кулис!
По грани роковой,
По острию каната,
Плясунья — так пляши, пока не сорвалась!

Образ канатоходки возникает еще раз — в одноименной песне (стихи И. Резника), где отождествление эстрадной звезды с плясуньей на канате проводится на более простом и явном уровне:

Уже который год хожу я по канату,
К нему меня влечет не слава, не почет.
Уже который год не властен риск паденья,
Зовет меня, зовет закон преодоленья
(...)
И звездная болезнь
Как символ пораженья,
Восторженная лесть
Как головокруженье, как головокруженье...

Лишь на сцене плакать можно

Но вернемся в театр. Эта метафора у Пугачевой иногда разрастается, представляя театр не только как сцену, противопоставленную, с одной стороны, закулисью, где артисту быть самим собой еще труднее, а с другой — зрительному залу, заполненному публикой, иногда доброжелательной и всё понимающей, хотя чаще агрессивной, увлеченной совсем иными кумирами. Театр — это и «учреждение» со своими порядками, которые могут и угнетать, но за которыми порой так удобно спрятаться от собственных переживаний.

Я ждала Вас так долго, надеясь на встречу.

Я меняла костюмы, прически и грим.

Я ждала Вас так долго, наверное, вечность.

Столько судеб прошло перед взором моим.

Я ждала Вас так долго, не так ли, не так ли?
Вы явились, увы, в неназначенный час,
Вы купили билет на вчерашний спектакль,
Я сегодня играю, но не для Вас.
(...)
Я ждала Вас так долго, теперь не мешайте!
Объявили мой выход на сцену, пора.
До свиданья, мой друг, а вернее, прощайте.
На вчерашний спектакль приходите вчера.
(«Я ждала вас так долго», стихи И. Резника)

Да и без публики даже, когда речь идет всего лишь об отношениях двоих, жизнь лирической героини Пугачевой — игра:

Сыграем в любовь
С тобой в последний раз,
Наш танец продлим
На час.
(«Сыграем в любовь», стихи В. Маликова)

Блистательно этот мотив игры в жизни подан в песне «Возвращение» (стихи И. Резника), где лирическая героиня, совсем не актриса по профессии, разыгрывает целое шоу для своего гулящего спутника («Скажем мы друг другу «Браво!»), лишь в финальном речитативе раскрывая свою игру.

Тогда как профессиональная актриса — героиня песни «Миллион алых роз» (стихи А. Вознесенского) оказывается не способной принять и оценить настоящую любовь.

В то же время и публичная жизнь «женщины, которая поет», а не только частная — игра, представление, спектакль. Чаще всего утомительно-однообразный. Об этом Пугачева пела много, с наибольшей откровенностью, пожалуй, в «Усталости» (стихи А. Пугачевой):

Я устала быть хорошей,
Я устала быть плохой,
Жить всерьез и понарошку,
Слышать всё и быть глухой.
Я устала! Устала...

Я устала наряжаться
В карнавальные мешки.
Днем счастливо улыбаться,
Ночью плакать от тоски...

Произведений, где искусство сцены и игра в жизнь соединяются и отождествляются, в репертуаре Пугачевой за сорок с лишним лет — десятки. Наверное, самое характерное, наиболее полно и точно выражающее тему и при этом до сих пор актуальное, живущее в памяти публики — «Маэстро» (стихи И. Резника).

Здесь, несмотря на то что речь идет вроде бы не о театральном спектакле, а «всего лишь» о концертном музицировании, все образы — спутники темы «Жизнь — сцена» сошлись воедино. Сцена и зал противопоставлены здесь как плюс и минус — как «свет» и «тьма», «звук» и «тишина», «верх» и «низ», «да» и «нет»:

Гаснет в зале свет, и снова я смотрю на сцену отрешенно.
Рук волшебный всплеск — и словно замер целый мир завороженно.
Вы так высоко парите, здесь внизу меня не замечая...

Выступая поначалу как слушательница, то есть человек из публики, героиня к третьему куплету вырастает до артистки и сама уже «играет» — пришел ее звездный час. Но путь из зала на сцену пролегает через самоотречение, служение.

Обилие сакральной лексики просто бросается в глаза, особенно это (помимо рефрена «святая к музыке любовь») заметно во втором куплете: существительные — чудо, учитель, ученица, спасение; глаголы — верить, служить.

Для Пугачевой сцена — пространство мистическое, священное. В конечном счете — дарующее бессмертие. Что удивительно и в каком-то смысле парадоксально, учитывая, что театральное представление сиюминутно. Однако образ, запечатленный на пленке (кино- или фото-), у Пугачевой неизменно предстает ложным, а то и попросту фальшивым. Были у нее песни и об этом.

Эй, режиссер, что ж ты время теряешь?
Эх, режиссер, почему не снимаешь?!
Время уходит, стыд и позор!
Меня нет на экране до сих пор,
До сих пор мы ведем ненужный спор,
Мы ведем ненужный спор,
Пока я молодая, пока я не худая,
Наводи прожектор и включай мотор!

Только в кино! Всё так необычно, всё так непривычно!
Только в кино! В окнах и взорах розовый свет.
Только в кино! Райские птички поют фантастично!
Только в кино! Всё так романтично, так симпатично,
И очень логично, что только в кино.

«Только в кино» (стихи И. Резника) — песня, в общем-то, шуточная, хотя и в ней заложена мысль о том, что в отличие от театра, который и есть жизнь, кино — это не жизнь, а нечто совершенно искусственное. «Фотограф» (стихи И. Резника) — уже не шутка:

Ну давай, давай снимай, фотограф,
Будто б я окружена друзьями,
Будто б я довольна этим миром,
Чтоб никто и не подумал,
Чтоб никто и не поверил
В то, что очень одиноко мне.

Зато театральное действо — казалось бы, апофеоз неискренности и фальши — как правило, оказывается для пугачевской героини «моментом истины», что связано в первую очередь с тем, что спектакль, в отличие от фильма или фотоснимка, повторяется.

Выход на бис — сквозной мотив, проходящий через песни Пугачевой, так или иначе касающиеся темы жизни-театра, возникающий и в заглавиях композиций, и в названиях альбомов.

Я вам спою еще на бис!
Не песнь свою, а жизнь свою!
Нельзя вернуть любовь и жизнь!
Но я артист, я повторю.
(«Песня на бис», стихи И. Резника)

И повторяет много лет спустя:

Рампы яркие огни
Шепчут, что сказать не смею:
Спеть смогу еще на бис,
Жить на бис я не сумею
(«Игра», стихи Т. Назаровой) —

но уже с новой интонацией и иной подоплекой.

А теперь АБ и вовсе заявила, что прекращает концертную деятельность, «уходит со сцены». Не в первый раз, правда, но не будем ловить на слове. Свой театр песни она уже воздвигла — нерукотворный. А бывших актеров, как и представителей некоторых других профессий, не бывает.

Умчится мой поезд,
На стыках звеня,
Умолкнут былые оркестры.
И тот, кто родится позднее меня,
На сцене займет это место.

Желай, не желай,
Не прокрутишь назад
Отснятой судьбы киноленты,
Лишь только вдогонку
За мной полетят
Растаявшие аплодисменты.

О сцена! Свободная, как небеса!
Ты дай мне побольше простора!
Я знаю, с тобою живут голоса
И души ушедших актеров.
Но — что ни случись! —
Продолжается жизнь,
Давая нам новые роли,
Актерская доля — то наземь, то ввысь,
Счастливая,
Горькая
Доля.