Валерий Полянский — один из наиболее ярких и активных российских дирижеров. В Московской консерватории обучался на двух факультетах — дирижерско-хоровом и оперно-симфонического дирижирования. В 1977 году участвовал в постановке оперы Шостаковича «Катерина Измайлова» в Большом театре, где дирижировал и другими спектаклями. Возглавляя с 1971 года Государственный камерный хор, работал также с симфоническими оркестрами в России и за рубежом.

С 1992 года — главный дирижер и художественный руководитель Государственной академической симфонической капеллы России, включающей симфонический оркестр и хор (свыше 200 артистов).

С участием капеллы состоялись такие масштабные проекты, как исполнение оперы «Джезуальдо» Шнитке (2000) и «Песен Гурре» Шенберга (2003).

С капеллой ежегодно сотрудничает выдающийся маэстро Геннадий Рождественский, который считает «этот коллектив одним из лучших (а может быть, и лучшим) в Москве». Валерий Полянский — народный артист России, лауреат Государственной премии РФ, отмечающий в апреле 60-летие.

— Валерий Кузьмич, позвольте поздравить вас с 60-летием. Чем для вас был примечателен юбилейный сезон?
— В этом сезоне мы сыграли Третью симфонию Малера в Концертном зале Чайковского, Торжественную мессу Бетховена в Доме музыки — большая, интересная, трудная работа.

Вообще Бетховен — трудный. И чем больше я занимаюсь профессией, тем больше убеждаюсь в том, что легкой музыки вообще нет. И даже в сочинениях, которыми дирижировал десятки раз, всегда находишь что-то новое, что приходится преодолевать. В этом, наверное, и есть счастье музыканта.

Мы сделали также несколько опер. Особенно интересной была работа над «Сказками Гофмана» и «Сорочинской ярмаркой», которую мы исполняли несколько лет назад и теперь повторили. Мы обратились к редакции Николая Черепнина — в одной из рецензий я прочитал, будто это редакция с купюрами, хотя купюр там никаких нет.

Действительно, сцена шабаша туда по определенным причинам не вошла, но это полноценная редакция оперы безо всяких купюр, как она первоначально была задумана Мусоргским.

Об этой редакции «Сорочинской ярмарки» мы прежде ничего не знали. Ко мне попала партитура случайно, а ведь она сильно отличается от редакции Ламма и Шебалина, которую все знают и которая более тяжеловесна. Не хуже и не лучше, но другая совсем.

Они обе имеют право на жизнь, каждая по-своему замечательна. Мы подготовили исполнение к юбилею Гоголя, как и «Черевички» Чайковского, хотя начали готовиться к нему заранее и еще в прошлом сезоне сделали «Ночь перед Рождеством».

— Еще один тематический цикл, подобный гоголевскому, вы провели в 2003 году под названием «Рахманинов. Коллекция шедевров». Есть ли у вас новые планы подобных монографических программ?
— Да, это был очень интересный проект, не имевший продолжения: сложно получить зал на несколько вечеров подряд.

Что касается Рахманинова, то в этом сезоне мы играли его Вторую симфонию и Третий концерт. И еще исполняем «Алеко» — в Измайлове на открытом воздухе в июне.

Летом вообще много концертов — будет еще Литургия Рахманинова, но уже в Коломенском. Предстоят также два концерта итальянской и русской оперной музыки. Главное, чтобы музыка была интересной, а я стараюсь, чтобы это всегда было так.

— Когда-то основу капеллы составил оркестр министерства культуры, которым руководил Геннадий Рождественский. Можно ли сказать, что оркестр до сих пор сохранил отпечаток его школы?
— Когда я возглавил капеллу, то со времен Рождественского там оставалось около 20% музыкантов. Сейчас состав уже абсолютно новый.

Но традиции отношения к музыке и отношений друг с другом, которым учил меня Геннадий Николаевич, мы стараемся сохранять и приумножать. А Рождественский каждый год проводит с капеллой свой абонемент.

Это уже стало традицией, и приятно, что большую часть концертов в России он дает именно с нашими музыкантами. Для любого коллектива, перед которым появляется гениальный дирижер, имеющий столь громадный репертуар и опыт работы, такие глубокие знания музыки и профессии, это счастье.

— Какую часть вашей музыкальной жизни занимает преподавание?
— Сейчас я пришел в консерваторию уже второй раз, а начинал преподавать еще в 1977 году и затем ушел. Потом возник момент, когда преподавать было особенно некому, и меня попросили вернуться.

Я стараюсь делать всё что могу, сейчас у меня семь студентов, не считая стажеров. Недавно пришел ко мне стажер — капитан второго ранга: выходит в отставку и хочет продолжить образование как симфонический дирижер, он прежде работал в военном ансамбле на флоте. Заслуженный артист, кстати.

Приезжают отовсюду — из Нижнего Новгорода, с Дальнего Востока... Бывают и аспиранты, так что работы хватает, а времени — не всегда. Они ходят и на репетиции ко мне, мы потом обсуждаем их в классе. Очень ответственная работа, которую я стараюсь добросовестно выполнять, призывая на помощь весь свой опыт.

Нашу кафедру возглавляет Геннадий Николаевич Рождественский и руководит очень активно, дай Бог ему здоровья. Кафедра сильная, дружная, талантливых людей много.

К счастью, у нас появился опять «производственный» оркестр, которым руководит Анатолий Абрамович Левин — опытный дирижер, педагог и воспитатель.

Рождественский много делает для кафедры — проводит семинары для студентов и аспирантов, устраивает совместные концерты... это очень большая работа. А кроме того, само общение с Рождественским для тех, кто учится профессии дирижера, необыкновенно важно.

— Планируете ли вы продолжать практику концертного исполнения опер? Насколько трудна их подготовка?
— Да, мы будем продолжать и на следующий сезон повторяем «Сказки Гофмана» в Зале Чайковского, причем элемент театрализованности, думаю, будет усилен.

А в Доме музыки запланирован абонемент опер Верди — «Травиата», «Трубадур», «Луиза Миллер». Думаю, будут и другие. Одни оперы мы учим быстро, другие долго, но больше всего времени уходит на работу с певцами. Для оперного дирижера это главное — если это сделано, то оперу можно слушать.

— В 2000 году вы дирижировали российской премьерой оперы Шнитке «Джезуальдо» и собирались несколько лет спустя выпустить запись. Она так и не вышла?
— Нет, из-за проблем с издателями наследия Шнитке. Запись существует, она отредактирована и производит очень сильное впечатление. Однако издатели просят огромных денег за выпуск записи, не понимая того, что они обкрадывают сами себя. Равно как и всю мировую культуру, но это не приходит им в голову.

В следующем сезоне отмечается 75-летие Шнитке и мы собираемся сыграть его Вторую симфонию. Это очень интересное, необычное сочинение с оркестром и хором, кроме нашего коллектива, его в Москве никто не исполнял — буду рад к нему вернуться.

А, скажем, исполнять Восьмую симфонию — необыкновенно тяжело эмоционально, после этого надо очень долго приходить в себя и восстанавливать силы.

Это вообще к большинству поздних сочинений Шнитке относится. В том числе к опере «Джезуальдо», которую я хотел было повторить, но потом от этой идеи отказался; для певцов это крайне трудно технически и физически, да и сюжет психологически очень давит.

Шнитке, особенно поздний, не та музыка, которую можно просто послушать, — ее надо пережить, это тяжелая работа ума, души, сердца.

— Вы также регулярно дирижируете симфоническими программами фестиваля «Московская осень». Попадаются ли там сочинения, которые вам хотелось бы повторить?
— Мне на «Московской осени» везет, неинтересных сочинений практически не бывает. Вероятно, это в первую очередь заслуга Олега Борисовича Галахова, который формирует фестивальные программы.

Я почти никогда не корректирую его предложения, разве что с точки зрения хронометража и некоторого разнообразия. Но Союз композиторов, как правило, продумывает это заранее, нам остается лишь сделать всё, что в наших силах, чтобы донести до слушателей замысел композитора.

Правда, есть моменты, с которыми я не согласен, — в первую очередь то, что фестиваль замкнут на современной музыке.

Гораздо лучше воспринимаются концерты, где наряду с сегодняшними авторами звучит классика. Тогда совсем по-другому воспринимается новая музыка и публика реагирует по-другому.

Допустим, кто-то придет на Шостаковича, услышит нового автора и в следующий раз пойдет уже на него. А сейчас, когда сторонний слушатель не видит ни одной знакомой фамилии, на кого же ему идти?

Делать такие переклички эпох необходимо, и я могу только поддержать программы, в которых наряду с нынешними композиторами звучат произведения ушедших из жизни мастеров ХХ века.

В 2003 году мы играли Реквием Шнитке и «Романсеро о любви и смерти» Сидельникова, в 2006 году — Реквием Сергея Беринского, сочинение с очень интересной идеей. Открывать такие сочинения, как и совсем новые, — трудная, но благородная задача.

— Однако из того, что вы играете на «Московской осени», практически ничего в вашем репертуаре не остается.
— Что-то осталось из сочинений Шнитке, Денисова — правда, сейчас они уже стали классикой. Может быть, когда-нибудь классикой станет и то, что мы играем теперь.

Но сейчас времена поменялись очень сильно. Изменилась вся система отношений между филармонией, исполнителями, публикой и Союзом композиторов. Лучше ли, хуже ли стало, но изменилось всё. До недавнего времени у нас также было много записей, теперь их существенно меньше: мировой кризис затронул и рынок классической музыки.

Но запись — это вообще особая часть творчества, для любого коллектива и исполнителя. Работа над записью очень отличается от работы на сцене, хотя задача записи — как раз максимально приблизиться к живому исполнению. А это трудно, нужно долго себя воспитывать.

У многих великих исполнителей это получалось с трудом, микрофон им мешал. Например, Святослав Рихтер при включенном микрофоне замыкался, зажимался, а если ему говорили, что микрофон выключен, он был абсолютно свободен и делал чудеса. Похожие вещи случались и с Ойстрахом, в студии ему не хватало публики, не хватало дыхания зала. Но всё это поправимо.

— Что интересного ждет ваш коллектив в следующем сезоне?
— На следующий год хор и оркестр должны выступать в Хорватии и Италии, там будут «Колокола» Рахманинова и Симфония псалмов Стравинского. Затем оркестр поедет в Германию, а у хора будут еще концерты в Хорватии. Мы давно не бывали в тех краях, с тех пор как только-только перестала существовать Югославия.

Еще я с большим удовольствием вспоминаю времена, когда для нас выделялись три вагона, прицеплялись к поезду, мы приезжали в город, давали концерт и в тех же вагонах ехали дальше. И так объезжали 7—8 городов.

Сейчас устроить подобное непросто и недешево. Хотя многое зависит от спонсоров и от желания региональных властей. Уверен, что даже в самые сложные времена деньги на культуру найти можно. Просто потому, что человек без духовной пищи жить не может.

Беседовал Илья Овчинников