Потому что война войной (а за премию идет именно что война), но во главу угла поставлен вопрос: а кто, собственно, на кого напал?

Вопрос, спору нет, важный, однако, как будет показано дальше, далеко не единственный. А строго говоря, и не главный.

Хроника событий вкратце такова.

Группа членов оргкомитета премии в составе пяти человек — Анатолий Барзах, Борис Дубин, Дмитрий Кузьмин, Виктор Лапицкий, Глеб Морев — выступила на сайте OpenSpace с заявлением о феноменальной некомпетентности и вопиющей недоговороспособности двух других членов оргкомитета — Бориса Иванова и Бориса Останина.

«Неустранимое и фундаментальное расхождение», по словам заявителей, потребовало сделать оргвыводы. И они и впрямь были сделаны: решением «большинства» (называемого в этой колонке в дальнейшем «Клара») несговорчивое «меньшинство» (в дальнейшем — «Карл») было отправлено в издевательски почетную отставку, тогда как состав оргкомитета (он же жюри, он же номинационная комиссия премии) «Клара» самочинно пополнила тремя новыми членами.

Издевательский характер почетной отставки вытекает из напоследок брошенной «Кларой» «Карлу» кости: за двумя Борисами оставили право выявлять победителя в номинации «За заслуги перед литературой».

Но, как гласит регламент премии, выбирать они вправе только одну из двух предложенных все тою же вездесущей «Кларой» кандидатур.

Невнятное заявление тут же вызвало возмущенные отклики.

Оно и немудрено.

Ведь из оргкомитета изгнали не просто двух рядовых членов, но обоих здравствующих по сей день отцов-основателей учрежденной 30 лет назад премии, одному из которых к тому же 81 год, да и другой, мягко говоря, далеко не молод.

Два наиболее яростных публичных (многие просто не хотят связываться) оппонента «Клары» — Вячеслав Курицын и Ефим Лямпорт, — наверняка не сговариваясь, прибегли к одной и той же бытовой метафоре рейдерства, или, точнее, черного риелторства.

Вот, дескать, приходят к старичку в квартиру добры молодцы; пропиши, говорят, нас, а мы будем с тебя пылинки сдувать. Он, старый дурак, соглашается, а его под белы ручки в ближайший лесок — и, ура, квартира наша!

Метафора хороша, но, как будет показано дальше, не больно-то в данном случае работает.

А не работает она прежде всего потому, что Б.И. Иванов (по прозвищу Боцман) далеко не дурак.

И «Клуб-81» — весьма непростую в управлении легендарную организацию питерских литераторов-неформалов — он в свое время держал железной рукой.

Да и Бориса Останина — летописца самиздата и составителя антологии «Премия Андрея Белого» — в простоте, которая хуже воровства, не заподозришь.

Природа конфликта здесь качественно другая: две группы изряднопорядочных литераторов категорически разошлись не столько во взаимо-, сколько в самооценке…

Но, опять-таки, не будем забегать вперед.

Из пятерых (а вместе с новичками — из восьмерых) представителей «партии большинства» реально активны лишь двое — Дмитрий Кузьмин и Глеб Морев.

Они-то и приняли на себя удар.

А приняв, нанесли контрудар — Вячеславу Курицыну.

Обвинив его в том, что он, будучи кровно заинтересованной стороной, прикидывается независимым (и независимо возмущенным) наблюдателем.

А заинтересован он, оказывается, потому, что «Карл» уже успел пригласить его (а также поэта и культуролога Дмитрия Голынко-Вольфсона и прозаика Сергея Носова) всё в тот же оргкомитет.

Который он (не Курицын, а «Карл») уже успел зарегистрировать на свое имя.

То есть, оставаясь в рамках квартирной метафоры, пусть с запозданием, но всё же приватизировал.

А приватизировав, вознамерился немедленно согнать с квартиры «черных риелторов».

Правда, не всех.

Глебу Мореву разрешено было еще пожить, а Дмитрию Кузьмину велено убираться на все четыре стороны.

В ответ на что — и только в ответ на что! — «Клара» и выгнала из оргкомитета самого «Карла».

Всё это постепенно выплыло в ходе, прямо скажем, не слишком приглядных прений, вываленных в «Живом журнале» и его модерируемых окрестностях.

Заинтересованный читатель легко найдет соответствующие материалы в Сети — тут тебе и передача радио «Свобода», и материал на сайте Liberty.ru, и многое другое.

Иные особенно гневные реплики (скажем, Бориса Кузьминского) уже потерты, но ведь посты и комменты (в отличие от рукописей) и впрямь не горят.

Камнем преткновения слывет сейчас идея «Карла» выделить особую номинацию «За критику», что регулярно высмеиваемая отечественной критикой самого широкого спектра «Клара» восприняла как подкоп под собственную — сугубо сектантскую — непогрешимость.

Верится в это, впрочем, с большим трудом.

Вопрос о номинации «За критику» стал скорее лакмусовой бумажкой.

«Так дальше жить нельзя! — решили практически одновременно обе стороны. — С ними жить нельзя!»

«Но и по-другому тоже нельзя!» — за полвека до Станислава Говорухина ехидно уточнил австрийский публицист и эпиграмматист Карл Краус.

Нам остается разобраться с подлинным смыслом конфликта, с моральной оценкой этого, как теперь выяснилось, «встречного боя» и с перспективами премии (Вестфальский мир на основе полного истощения сторон; Нантский эдикт или бесследное исчезновение).

Смысл конфликта удобнее всего разъяснить всё на том же квартирном примере.

Кузьмин и Морев толкуют о совместно нажитом символическом капитале.

Курицын (выступая фактически в роли пресс-атташе «Карла», хранящего героическое молчание) — об имущественном праве.

Свои резоны есть и у «Клары», и у «Карла».

Фактически же произошло вот что.

Десять лет назад «Клару» пустили в «квартиру» не за красивые глазки, а за ирино-прохоровские финансовые, организационные и издательские возможности.

Премию тогда «возродили» именно под эту в самых разных отношениях привлекательную перспективу.

Первородство отцов-основателей не оспаривали, а вот манну небесную, обернувшуюся чечевичной похлебкой, решено было вкушать сообща.

Да, с «Кларой» составили устный договор о совместном владении — и даже с правом наследования, — но только при условии постоянного выполнения ею бытовых и денежных обязательств по полной программе.

Да, «Клара» с самого начала не нравилась «Карлу»; она была слишком криклива, слишком вульгарна, слишком безвкусна.

Она приводила к себе «на хату» порой совершенно немыслимых подруг.

Но исправно платила публикациями авторских книг (лауреатов и финалистов) в издательстве «НЛО», да и вообще никогда не приходила домой (как ей казалось, к себе домой) без тортика.

И без бутылочки красненького.

И скрепя сердце «Карл» терпел.

Он, кстати, и сам, разумеется, не нравился «Кларе»: слишком старомодный (и старомодно порядочный), со своими — из питерского двора тридцатилетней давности — собутыльниками-доминошниками, со своим плохо скрываемым презрением к суетливой жиличке, она же, если кто забыл, с некоторых спор — совладелица общей квартиры.

Но «Карл» был блокадником и ветераном ВОВ, он получал — в символической, естественно, валюте — военную пенсию, и «Клара», поджав губки, старалась без лишней надобности не наступать ему на мозоль и не выступать вообще.

Спали они, понятно, в разных комнатах, но питались на общей кухне и садились на один и тот же толчок.

Напряжение нарастало.

А потом Ирина Прохорова отвернулась от премии Андрея Белого: книги и тортики сразу же кончились.

А «Клара» на квартире у «Карла» осталась — и он осмелился попросить ее на выход с вещами.

В ответ на что — да, в ответ! — «Клара», не церемонясь, решила вытолкать «Карла» из общей квартиры взашей.

Ключевой вопрос — кому все-таки принадлежит квартира?

«Карлу»?

«Карлу» и «Кларе» на равных?

«Кларе»?

Ну, что не «Кларе»-то — это как раз ясно.

Отсюда, кстати, и всеобщее возмущение.

«Клара» говорит: квартира в общем и равном владении, как договаривались.

Вот только на моей стороне — так уж исторически сложилось — подавляющее численное преимущество.

Нет, отвечает «Карл», так мы не договаривались!

Мы договаривались, что квартира общая, а за это с тебя каждый вечер и тортик, и красненькое.

А на нет и суда нет!

И договоренности нет тем более…

Кто прав, кто виноват, сказать трудно.

История, некрасивая обоюдно.

Хотя, опять-таки, обоюдно житейски вполне понятная.

В полемике уже мелькнул шахматный термин: «патовая ситуация».

Термин изящный, но в данном случае неточный.

Ситуацию с премией Андрея Белого до перевода конфликта в публичную стадию следовало бы назвать по-другому: «обоюдный цугцванг».

Что значит обоюдный цугцванг?

Это значит: кто начинает, тот и проигрывает.

Начала (то есть вынесла сор из избы) «Клара»!

Она и в проигрыше.

Надо было мириться (или, наоборот, окончательно ссориться) втихаря.

Сто раз может быть прав Суворов-Резун относительно замыслов и поползновений Сталина, а напал всё равно Третий рейх на СССР.

А не наоборот.

И чьи бы танки ни стояли в ущелье 7 августа 2008-го, а приказ о нападении на Цхинвал всё равно отдал Саакашвили.

И заявление обнародовали Глеб Морев и К*.

К тому же представители «большинства» упустили не только счастливую возможность промолчать, но и другую — еще более счастливую — заявить о коллективном сложении с себя полномочий.

Чего, как выяснилось впоследствии, и боялся, навязывая ей «новые условия совместного проживания», «Карл».

Потому что в таком случае некрасиво выглядел бы уже он.

Однако «Кларе» не захотелось съезжать с чужой квартиры.

Ни в какую.

Приспичило ей остаться любой ценой.

А ни на тортик, ни на ежевечернее красненькое у нее уже не было.

И она устроила скандал.

Подняла хай.

Заорала: «Караул!»

Ну а общественный караул, прибыв на место, обнаружил, что крикливая «Клара» с подружками нагло выпихивает старика «Карла» из его же собственной квартиры.

Караул устал.

И продемонстрировал собственную усталость, как водится, недвусмысленно.

— А не пойдете ли вы все нах со своей квартирой и своей премией?

Что дальше?

Превратится ли в конце концов премия Андрея Белого в дождевого червя, рассеченного пополам саперной лопатой (в результате такой операции из одного червя получаются два, и оба живые), сольются ли «Клара» и «Карл» в натужном экстазе за кухонным столом с невесть откуда взявшимся красненьким, или новые премии (тот же прохоровский «НОС» to begin with) пройдутся по нехорошей квартире бульдозером (или, по-трифоновски, Карфагеном) — я не знаю.

Мои симпатии — впрочем, умеренные — на стороне двух Борисов, Иванова и Останина.

На стороне «Карла».

Потому что все-таки лучше, чтобы символическую премию (а «Белочка» после утраты издательской и прочей подпитки со стороны «НЛО» вновь стала именно такова) присуждали те, кто всею своею жизнью доказал собственное бескорыстье, а не записные умельцы снимать с символического капитала ростовщические проценты.

Капитал, да, в известном смысле общий.

А квартира, извините, не ваша.

По большому счету не ваша.

Но и бездомной «Кларе» не след отчаиваться.

Искусство коротко, жизнь длинна, люди — и Морев, и Кузьмин — не старые, когда-нибудь кризис кончится, и в стране рано или поздно возродится жилищная ипотека.