Ругать телевидение — своего рода психотерапевтический ритуал нашего времени. Это способ совместить правду с искренностью. Но справедливость заставляет меня иногда напоминать самой себе, что мы несколько зажрались.

Пожили бы где-нибудь в Западной Европе или Америке — и уяснили бы, что такого бесплатного кайфа нигде нет. Любите художественное кино — покупайте пакеты платных каналов или езжайте себе в кинотеатры, тратьте бензин и деньги.

А на нашем ТВ все еще длится эпоха киноизации. Умные киношники и телевизионщики уже лет пять прогнозируют, что данный период скоро кончится. Но пока мы все обладатели домашнего кинотеатра, потому что ТВ вагонами транслирует блокбастеры, в том числе относительно новые. Тем самым телевидение является оплотом социального равноправия, что не так плохо при столь сильном социальном расслоении.

Собственно, недостаток благосостояния масс и тормозит успехи кинопроката. Россия не настолько капитализировалась, чтобы снимать настоящие блокбастеры и обеспечивать им адекватную циркуляцию. Чем быстрее фильм уходит из проката, тем скорее он попадает на телеэкран.

В Америке статус блокбастера исчисляется цифрами затрат и доходов. Это фильмы с бюджетом во много десятков, а еще лучше — сотен миллионов долларов. Выручка же от проката превышает затраченное как минимум в 2—3 раза.

За первый же уик-энд проката в США «Человек-паук» собрал 148 миллионов. «Код да Винчи» собрал в Европе порядка 155 миллионов. Это нормальные настоящие блокбастеры.

Мы не располагаем аналогичными суммами ни в затратах, ни в доходах. Отечественный блокбастер — это массовое предвкушение грандиоза, который весьма скоро становится доступен бесплатно, в домашнем телеящике.

Тесное соседство друг с другом и с публицистикой на телеканалах превращает развлекательное жанровое кино в транслятора актуальных общественных настроений.

На этот раз, например, стало ясно, что происходит с нашим ощущением истории. Оно утрачивает строгие границы, отделяющие одну эпоху от другой, а реальное прошлое от вымышленного.

У нации есть потребность не в поисках правды как таковой, а в ярких и даже пронзительных образах, которые легли бы на душу. Нам дают упиться не историческими подробностями и новыми концепциями, а впечатляющими легендами. Нам новой мифологии не хватает.

По Первому каналу Михаил Леонтьев произносил небольшое обращение к телезрителям о сущности Смутного времени, о начале XVII века. И монтировался его монолог с довольно большими фрагментами премьерного фильма «Адмиралъ», посвященного Колчаку. А Колчаком там — Константин Хабенский.

Вот оно, получается, лицо Смутного времени — лицо кинозвезды эпохи радикальных перемен рубежа XX—XXI столетий. Одна смута иллюстрируется другой смутой, что в свою очередь предваряет появление на телеэкране Фандорина, которого никогда не существовало...

Чем плотнее расположение блокбастеров в телеэфире, тем очевиднее размывание жанра исторической драмы и смешение с жанром фэнтези. На маленьком экране особенно заметно, что цифровое изображение придает ирреальную красоту любому историческому коромыслу, превращая его в виртуальную штуковину.

Особенности освещения и современные представления о дикой природе равняют непролазные леса из «Волкодава» и из «1612», и леса эти напоминают прежде всего о чащах «Властелина колец»…

Поэтому уже не удивляешься, когда в лесах Смутного времени появляется сказочный единорог, аналогичный Нелетучему Мышу в «Волкодаве». Тесно, тесно современному человеку в достоверной рациональной реальности, где режут языки, рубят конечности и борются за власть.

Обойма «современных» сюжетов тоже сказала сама за себя. Тесно, уже тесно в рамках криминальных сюжетов. Хочется большой душевной смуты — нравственных коллизий, психологизма, сложных эмоций крупным планом.

Их пытаются выдавать и в «Параграфе 78», и в «Охоте на пиранью», и уж тем более в «12». Актеры наши могут и между мордобоями человеческую драму обозначить. Только поводы для душевной динамики какие-то ненастоящие везде — и в фэнтезийных боевиках, и у Никиты Михалкова.

Нового центрального сюжета о современности пока не сложилось. На любом эпизоде можно идти включать чайник, не дожидаясь рекламного блока, — ничего кардинального не пропустишь.

Когда сюжет буксует, а эмоций у исполнителей через край, тогда российский блокбастер закономерно трансформируется в телесериал. И получается телеблокбастер — именно в таком формате подается «12».

И сразу попадает в контекст бесконечных судебных шоу и сериальной говорильни, снимая все претензии по поводу содержания. Блокбастер на ТВ — это избыточная визуальность и профессионализм, которые не несут ответственности за смысл киновысказывания. За смысл тут отвечает телевизор, снова оказываясь крайним.