Никакое искусство не находится в такой непосредственной близости к реальности, как кино. И в то же время оно основано не столько на самой реальности, сколько на архетипах, то есть на том, что позволяет ее воспроизводить. Именно поэтому кино всегда питало какую-то особую нежность к простейшим архетипам — в частности, к огню, вызывающему у всех примерно одни и те же чувства. Хочешь плеснуть в кадр немного мистицизма — смело заполняй его пламенем. Огонь в камине или печке, объятые пламенем города и люди — всё это работает в одном ключе, но чувства вызывает разные.

Трудно придумать более уютное и миловидное применение огню, чем в старом добром советском фильме о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне. Каждая часть эпопеи о знаменитом сыщике заканчивалась одинаково — Холмс со своим обаятельным биографом и напарником, выполнив опасное задание и раскрыв преступление, устраивались поудобнее в высоких креслах, пили кларет и детектив рассказывал о том, как ему удалось раскрыть очередное убийство. Советская экранизация классического британского детектива замечательна, пожалуй, в первую очередь тем, что режиссер Игорь Масленников имеет отличное чувство стиля и талант стилизации. С одной стороны, на изображение красивой западной жизни, пусть и столетней давности, в СССР всегда был спрос. С другой же, нельзя объяснить привлекательность сериала только этим спросом. Связь между реальной Англией и той страной, которую ленфильмовские художники старательно создали на Петроградской стороне, — минимальна. Но из деталей — «овсянка, сэр», салфеток на шее — складывалась картина привлекательного, уютного и благообразного мирка. И потрескивающий огонь в камине в ряду этих деталей стоит на первом месте.

В фильме «Что гложет Гилберта Грейпа» интрига была построена вокруг взаимоотношений главного героя, которого играл Джонни Депп, его брата, больного ДЦП (Ди Каприо), и их толстухи-мамаши — объекта всеобщих насмешек, не встающей с дивана и не отрывающей взгляда от телевизора. К концу фильма мать умирает, и Грейп понимает, что ее нельзя вынести из дома. Во-первых, он боится насмешек соседей, а во-вторых, это просто технически невозможно. И тогда он сжигает дом вместе с телом матери, а вместе с ним и всю свою прошлую жизнь. Огонь тут уничтожает дом и мрачноватое прошлое главного героя, выступает как символ своеобразного очищения. И этот «огнь очищающий», наверное, самый распространенный кинематографический образ, связанный с пламенем, после уюта.

Но главная идея, которую выражает бушующее на экране пламя, — это грозная, но всё же подлежащая человеческому контролю стихия. И в таком контексте первое, что приходит на ум, — это «Хеллбой» Гильермо дель Торо. К стихиям мексиканский классик вообще неровно дышит: он любит устраивать бои под землей (в метро, например), помещать героев под толщу воды, а уж огню он уделяет совершенно особое внимание. Главный герой был вытащен на свет, с позволения сказать, божий фашистами прямиком из объятого пламенем ада. Его возлюбленная обладает способностью самовоспламеняться в зависимости от обстоятельств. А уж сколько чудищ за два фильма о Хеллбое было уничтожено огнем — и вовсе не счесть. В финале первого фильма возлюбленная спасала человекодьявола от верной гибели именно своей паранормальной способностью — сжигала дотла гигантского осьминога. Так или иначе, во всех частях «Хеллбоя» дель Торо выбирает эдакий «успокоительный» вариант использования образа огня. Ну да, стихия. Ну да, всепожирающая. Но плоха та стихия, которой нельзя управлять. Огонь — это, конечно, очень красиво и страшно, но все-таки мы его научились использовать. Хочешь — чай разогревай, хочешь — врагов уничтожай. Ура научно-техническому прогрессу!