На северо-западе от Парижа, сразу за мостом, соединяющим городки Клиши и Аньер, расположено собачье кладбище. Собачьим оно называется для краткости, хоронят на нем не только собак, но и кошек с лошадьми, а также птичек, рыбок, кроликов, хомяков, газелей (упомянем для полноты барана Фауста и обезьянку Кики). Кладбище обязательно упоминается в путеводителях по «другому Парижу» — Парижу чудаков и оригиналов, для которых название «Тихие дни в Клиши» ассоциируется не с фильмом Клода Шаброля о богемной жизни Генри Миллера, а с самыми что ни на есть покоем, миром и тишиной здесь, под плакучими ивами на берегах Сены.

Вплоть до конца XIX века в Париже умерших домашних животных предписывалось отправлять на живодерню, но чаще всего они просто выбрасывались вместе с мусором или исчезали на дне Сены. Принятый в 1898 году закон разрешил хоронить их «в яме, находящейся по возможности в ста метрах от жилья, и таким образом, чтобы труп был покрыт слоем земли толщиной не менее метра». Чем и воспользовались защитники братьев наших меньших. На следующий год стараниями адвоката Жоржа Армуа и журналистки Маргариты Дюран было открыто кладбище для собак и прочих домашних животных, как оно именуется официально. Впоследствии Дюран похоронит здесь своего Дурачка, лошадь.

К 1958 году в персональных и коллективных могилах кладбища было захоронено уже 40 тыс. животных. Безымянной дворняге-сорокатысячнице, умершей у кладбищенских ворот, был воздвигнут отдельный памятник. Следующей символической датой в истории места стал 1987 год, когда ему был присвоен статус исторического монумента, «учитывая его живописный, художественный, исторический и одновременно легендарный интерес».

Сегодня список кладбищенских концессионеров составляют 1033 фамилии. Это первое в Европе собачье кладбище. Исполненные гордости аборигены считают его даже первым в мире, хотя, строго говоря, таковым является не оно, а то, что находится в городке Хартсдейл под Нью-Йорком, открытое в 1896 году.

Самые монументальные надгробья и памятники воздвигнуты на кладбище близ Клиши в честь собак — спасателей людей. Сенбернар Барри — как гласит надпись в укор жестоким двуногим, «он спас жизнь 40 человек… И был убит 41-м!..» Барельеф с собакой, несущей на себе ангельского вида дитя, которое обнимает ручонками ее шею. И пусть настоящий Барри благополучно умер своей смертью в 1814 году, а его чучело выставлено в одном из музеев Берна, — легенда складывается по своим законам.

Полицейские собаки, «жертвы служебного долга»: Дора, Топ, Бабочка, Лео. Еще одно надгробье: Лулу, «который вернул матери ребенка, утопавшего в Гаронне. Храброму Лулу было всего лишь девять месяцев, и к тому же у него была сломана лапа».

Есть здесь покойнички, выделяющиеся по аристократическому признаку: Драк — собака принцессы Елизаветы Румынской, псы княгини Лобановой. По-джентльменски подтянутые Маркиз и Тони Лобанофф замерли в парадной позе; за ними — подобие античной урны, Сена и вечное небо.

Есть те, что составляли компанию деятелям искусства: кошки Александра Дюма, Камиля Сен-Санса, Саши Гитри. Имеются и такие, что вошли в историю культуры самостоятельно, пусть на четырех лапах: Принц Уэльский, выходивший 406 раз на сцену парижского театра «Жимназ», или знаменитый Рин Тин Тин.

Капрал Ли Дункан, воевавший в Первую мировую в Лотарингии, нашел щенка немецкой овчарки на развалинах дома, пострадавшего от бомбежки, и привез с собой в Америку. С 1922 года Рин Тин Тин снялся в 26 фильмах «Уорнер Бразерс», получая еженедельно до 10 тыс. писем от поклонников. По некоторым утверждениям, именно картины с его участием спасли студию от краха во времена Великой депрессии. (Совет нынешним менеджерам, оказавшимся не у дел: дрессируйте собак! Кинематографу, особенно в эпоху кризиса, нужны актеры на яркие положительные роли.) После смерти голливудской кинозвезды в 1932 году Дункан отвез ее прах на родину во Францию. В 1950-х годах два потомка лотарингца, выдрессированные тем же Дунканом, будут играть в 164-серийном сериале «Приключения Рин Тин Тина».

Основная же часть — захоронения животных, принадлежавших людям малоизвестным или вовсе неизвестным.

Образ и слово, создающие настроение, без которого немыслимо кладбище.

Образ — надгробие, цветы, детские игрушки, новогодняя елка в Рождество. Расколотое надвое сердце безутешной мамы, скорбящей о пуделе Типси.

Фотография Алоа и его счастливых хозяев: стройного атлета в бейсболке и миловидной, пусть и крашеной, блондинки (где они, что они, вместе ли, развелись, счастливы с новыми собаками?). Просто песики вроде Газу, греющегося в лучах солнца, вспоминающего — в блаженном потустороннем ступоре — утренние прогулки, ласки и подзатыльники, бараньи косточки и ножку стола, на которой было так удобно оттачивать зубы.

Слово — имена, эпитафии. Фауст, Султан, Брат Билл. Лолот, Микет и Ненет, похороненные в одной могиле. «Нашему Фантомасу».

«Нашей дражайшей Эмжи. Шесть килограммов чистой любви. Мы никогда тебя не забудем». «Фру-Фру, умершая от тоски назавтра после кончины хозяйки». Иногда — в стихах: « Déçu par les humains // Jamais par mon chien » (вольный перевод: «Был раздражен людскою бякой, // Но никогда — своей собакой»). И целые письма (копия — в небесную канцелярию): «Уважаемая Анна, я только что узнала, что Сэнди покинула нас. Единственное, что есть в этом хорошего, — она больше не страдает. Ее проблемы закончились… и жизнь стала тяжелой не для нее, но для тебя. Сэнди была так мила, так исполнена жизни, и ты предоставила ей теплый семейный очаг. Я уверена, что жизнь продолжается и что, где бы она теперь ни пребывала, она сохраняет свою индивидуальность (и веселит подружек!). Как корабль, уходящий за горизонт, она больше недоступна нашему зрению, однако продолжает существование. Для нее началось новое приключение». Подпись: «Сю».

Собачье кладбище — царство антропоморфизма. Иногда человекоподобие настолько велико, что лишь фотография заставляет вспомнить о том, что вы стоите у могилы не двуногого, а четвероногого. Какие чувства, скажите на милость, испытывать перед надгробной плитой «Таня (1971—1978)»?

Впрочем, одно отличие от человеческих кладбищ имеется: отсутствует религиозная символика. Единственное исключение — надгробие Яхики (кто это, собака или кошка, не указано) в виде даосского алтаря. Восток, как известно, дело тонкое: метемпсихоз, переселение душ. В этой жизни ты пес, а в следующей — глядь, и попал в министерское кресло.

Какой должна быть могила домашнего животного, чтобы память о нем не граничила с дурной сентиментальностью, превращающей его в подобие человека, но именно подобие, лишенное оригинальности? На самой элегантной и, хочется добавить, адекватной из могил — прямоугольная плита, стеклянный шар, в нем теннисные шарики: «Арри».

Есть здесь еще одна постройка, не для мертвых — живых: «Дом кошек». Кошки держатся по-хозяйски — они у себя, их право на жилплощадь оговорено в уставе кладбища. Да и с посмертной пропиской вопрос решен.