Характерной особенностью сегодняшнего освещения судебного процесса на Западе является то, что Михаил Ходорковский представлен исключительно как узник совести, политический заключенный и жертва режима Путина. Однако если обратиться к публикациям 2003 года, то критические замечания в адрес самого Ходорковского встречаются в подавляющем большинстве статей.

Так, в 2003 году газета Los Angeles Times писала: «Ходорковский украл ЮКОС у государства в ходе приватизации 90-х годов. Безжалостный и корыстный олигарх был тесно связан с кремлевскими чиновниками еще со времен своей работы в качестве комсомольского вожака. <…> Казалось, олигарх забыл, что он захватил ЮКОС нечестным путем. Он вообразил, что ЮКОС является его собственностью, которую он может использовать, как ему заблагорассудится». The New York Times напоминала, что в 1995 году «на аукционе, который контролировал его собственный банк, Ходорковский купил ЮКОС всего за 309 млн долларов», а в 1999 году «был вовлечен в скандал, связанный с утверждением американских экспертов о том, что через Bank of New York им было отмыто 10 млрд долларов». А The Washington Post подводила вердикт: «Этот миллиардер <…> заработал свои первые миллионы, фактически грабя российское государство».

Кроме экономической деятельности, описывались и другие преступления, в которых обвинялось руководство ЮКОСа:

«Нападки правоохранительных органов на компанию «ЮКОС» начались с ареста Платона Лебедева, одного из главных руководителей банка «МЕНАТЕП», которому вменили в вину обман государства на сумму 280 млн долларов США в ходе приватизации в 1994 году фабрики по производству удобрений «Апатит». Также был посажен в тюрьму Алексей Пичугин, один из руководителей службы безопасности компании «ЮКОС», которого обвиняют в соучастии в убийстве. Еще один акционер ЮКОСа, миллиардер Леонид Невзлин, в прошлом месяце бежал в Израиль. На прошлой неделе Василию Шахновскому, одному из топ-менеджеров компании «ЮКОС», было предъявлено обвинение в уклонении от уплаты налогов на общую сумму 1 млн долларов США» (The Independent).

При этом сами преследования, хоть и рассматривались как стремление Путина добиться права единолично определять политику страны, тем не менее нередко объяснялись как один из ключевых шагов по обеспечению обещанной Путиным «диктатуры закона». Более того, шаги руководства страны в целом ряде случаев представлялись западному читателю как вполне объяснимая и логичная попытка государства предотвратить достижение тех целей, к которым стремился Ходорковский.

В частности, речь идет о тех личных контактах, которые Ходорковский, по мнению всё той же The Washington Post, поддерживал с такими флагманами американской внешней политики, как Генри Киссинджер и Дик Чейни. А германское издание Sueddeutsche Zeitung, помимо многих прочих, писало: «Ходорковский уже давно вел переговоры с концернами Exxon и Chevron-Texaco о возможности покупки одним из них пакета акций ЮКОСа. Команда Путина опасается, что американские компании смогут установить контроль над сырьевыми ресурсами России. Видимо, в такой же мере Кремлю мешало то, что Ходорковский требовал разрешения строить параллельно с государственными нефтепроводами частную трубопроводную сеть» . The New York Times подытоживала: «Однако ошибка Ходорковского состояла в том, что он посмел вообразить, что сможет построить более надежную «крышу», чем кто-либо в России. Речь идет о «западной крыше». Его поиски привели его из Москвы в Хьюстон и Нью-Йорк и в конечном счете в Белый дом».

Таким образом, при чтении западной прессы пятилетней давности порой создается впечатление, что Кремль пусть и не вполне законными и довольно грубыми методами, но всё же поставил преграду на пути эдакой «саакашвилизации» России, которую стремился осуществить незаконно разбогатевший магнат, переполненный политическими амбициями. А при чтении этой прессы сегодня кажется, что опальный миллиардер Ходорковский уже долгие годы находится за решеткой за свои политические взгляды и желание противостоять авторитаризму Путина.

Ходорковский как экзамен для президента

В 2003 году Владимир Путин, по мнению западных СМИ, не прошел экзамен на демократичность. Несмотря на то что, как было показано, некоторые мотивы действий власти в отношении Ходорковского рассматривались как объяснимые и даже обоснованные, тем не менее избранные ею методы были восприняты как угроза демократии и, следовательно, отношениям между Россией и Западом. Вынужденное вмешательство власти для «обуздания ретивых олигархов» далось ценой разочарования Запада во Владимире Путине как прогрессивном, демократически ориентированном политике: «Нынешнее наступление против ЮКОСа показало ошибочность устоявшегося в Вашингтоне и Москве мнения о том, что правление Путина, несмотря на ошибки, гарантирует политическую стабильность» (The New York Times).

Специфика же публикаций 2009 года заключается в том, что на Западе новое дело Ходорковского рассматривается как аналогичная проверка, но уже для президента Медведева. При этом основной аргумент формулируется довольно просто: если Ходорковского приговорят к новому сроку лишения свободы, то Медведев не оправдает тех ожиданий, которые на Западе связывали с его приходом к власти. Так, по словам журнала Newsweek: «Новое осуждение Ходорковского стало бы для его [Медведева] власти катастрофой».

Обоснование для данного аргумента сегодня предлагается следующее. Ходорковский является политическим узником, ибо его преступление состоит в том, что он обладал независимостью и политическими амбициями, пошел против власти Путина, нарушил соглашение могущественных воротил бизнеса с Кремлем держаться вне политики. При этом новый суд — это «наследие путинской эпохи», ибо все обвинения являются политически мотивированными и сфабрикованными, а сами обвинители имеют личную заинтересованность в этом деле, отрабатывая полученный сверху заказ. Что же касается российской судебной системы, то в ее независимость мало кто в России верит, включая самого президента Медведева (Newsweek и New York Times).

Для западных СМИ дело Ходорковского — это лакмусовая бумажка, «по которой выяснится степень готовности Медведева работать над обеспечением законности, а также динамика распределения власти между ним и Путиным» (The New York Times). Более того: «На карту в зале московского суда поставлена не только судьба Ходорковского, но и способность Медведева проявить себя самостоятельным лидером, имеющим собственную программу действий и воплощающим ее в жизнь» (Bloomberg).

Может возникнуть вопрос: откуда такой контраст в отношении к Ходорковскому тогда и сейчас? И если попытаться на него ответить, опираясь на то общее, что сохраняется, как в публикациях 2003 года, так и сегодня, то выйдет, что самым неприятным во всей этой истории для Запада является то, что в России, как указывает The Weekly Standard, возможно «наступление на всех и каждого, кто казался соперником государственной власти и противником восстановления традиционного российского государства — автократии дома и империи за рубежом». Личность же самого Михаила Ходорковского оказывается гораздо менее значимой по сравнению с тем, как ее можно использовать для достижения тех или иных целей.