В Челябинской областной галерее, расположенной на улице Труда в купеческом особняке с роскошной парадной лестницей, очень активные и внимательные смотрительницы. Уже первая из них, пока я снимал одежду в гардеробе, пожалела меня. По ее словам, приходить нужно на следующей неделе, когда восстановят экспозицию из фондов, а пока, мол, и смотреть-то нечего.

Другая, выдавшая мне многократно использованные бахилы, посочувствовала, что нормальная экспозиция только на первом этаже, Брюллов да Шишкин, а это всего два зала, потому что другие два зала второго этажа стоят полупустые, заполненные неизвестно чем.

Я сказал ей, что, собственно говоря, и пришел посмотреть на это неизвестно что. Тогда она угодливо сменила мнение о текущей экспозиции и объяснила: «Саша Данилов почему-то разозлился на телевидение, вот и решил его покритиковать». И жест такой специфический сделала, изобразив львиную стойку перед прыжком.

На самом деле критике подвергся сам челябинский художник Александр Данилов. Его новая выставка никому в «областном культурном и промышленном центре» не понравилась, и обычные благостные интонации новостийщиков (других тут не знают), пристрастно обозревающих вернисажи (попробуйте делать новости в городе, где не происходит ничего, кроме холодов), заклеймили Данилова, объявив его завзятым авангардистом, оторвавшимся от народа и ваяющим непонятный модернизм.

Хотя выставка художника посвящена, как я уже знал, критике телеконтента. Уж куда, казалось бы, к народу-то ближе.

Ан нет, скандал вышел многодневный, затмив предыдущую челябинскую художественную сенсацию, случившуюся в стоящем по соседству Театре оперы и балета имени Глинки. Там худрук с фамилией Уральский (за дурной символизм этой фамилии ответственности не несу), разогнав полтруппы, пригласил на постановку нынешнего руководителя балетной труппы Большого театра Юрия Бурлаку. Бурлака приехал и постановку поставил, о чем написали даже в столицах.

Чтобы оценить абсурдность скандала, связанного с нынешней выставкой в областной картинной галерее, нужно знать Сашу Данилова, пожалуй, единственного в городе художника, подходящего под раздел актуального искусства.

Данилов — стихийный дзен-буддист, импровизирующий иероглифы и метафизические абстракции на холстах и рисовой бумаге, использующий в своих инсталляциях и перформансах песок и камни. А то и просто расписывающий глыбы на берегу холодного озера Зюраткуль или складывающий из разрисованной гальки жертвенники и кенотафы.

Короче, «наш человек», мастерящий уникальные объекты в виде авторских книг, редко выставляющийся 50-летний бородатый Левша, не только подковавший блоху contemporary art, но и хорошо знающий себе цену. Из-за чего и не суетится, в столицы не ездит, карьерой и покупателями не озадачен.

Сидит на свою ленивую думку, наблюдает течение своей внутренней реки, время от времени выдавая изысканные плавные художественные жесты.

Возможно, интеллигенцию крупного промышленного и культурного центра взволновала декларация, вывешенная в первом зале. Художник сетует на ненужное обилие информации, поэтому и оставляет эти святые стены, помнящие шедевры Куинджи и Айвазовского, пустыми.

Здесь в самом большом помещении галереи висит только одна картина, составленная из ярких полосок. Она рифмуется с пустотной инсталляцией, которую Данилов соорудил из четырех расписанных стульев и разрисованных люминесцентными красками половиц.

Паркет, до этого знавший только мастику, неожиданно сложился в узор, напоминающий служебную заставку телевещания, оставив зрителя один на один с переживанием опустошенной кубатуры помещения.

Правда, смотрительницы, скучающие в отсутствие посетителей, решили внести разнообразия в непереносимый уральский дзен и воткнули в угол залы новогоднюю елку, из-за чего замысел автора оказался если и не разрушен, то значительно откорректирован.

Во втором зале Данилов вывесил картины-комиксы, раскадровывающие содержание телепередач. Броские, грубые и совершенно прямолинейные. Никогда я не видел у Данилова таких социально активных и политически однозначных работ, молодежно-агрессивных, брутальных и однозначных. Более уместных в винзаводовских подземельях или галерее у Гельманов. И куда подевалась тщательно пестуемая десятилетиями медитативность!

Видимо, здорово достали Александра глупости отечественных телевизионщиков, из-за чего он и выложил всё то, что он о них думает. В том числе и на видео — большая плазма транслирует море шуршащего телеснега, сквозь который кое-как пробиваются обрывки новостей и телепрограмм.

Между прочим, посетителям выставка нравится: все три страницы книги отзывов исписаны восторженными каракулями, хотя по галерее я ходил в полном одиночестве.

А здесь, сколько себя помню, всегда пусто: не приучили ходить. Да и что смотреть здесь, если времени на осмотр четырех залов тратишь меньше, чем на надевание бахил в гардеробе?!

В холле со своим мобильником играет скучающий милиционер. В рамку металлоискателя вставлен стул. Это не артефакт такой, просто металлоискатель не работает. За ненадобностью.

В Челябинске есть еще один хороший художник — Константин Фокин, станковист-традиционалист, правда, не чуждый стилизациям из галантного века. Я помню, каким событием моей студенческой жизни стала его ретроспектива, проведенная в этих стенах.

Так они и существуют в городе металлургов, тракторостроителей и трубопрокатчиков, два мастера, давно переросших местные масштабы, — авангардист Данилов и классик Фокин.

Александру вот, правда, теперь прямо на вернисаже устроили обструкцию (кидался на него поп, отец Александр, обвиняя старого товарища в пропаганде сатанизма), а Константина, славящегося сварливым и неуживчивым характером, и вовсе выгнали из Союза художников, а теперь даже и по суду отказали в восстановлении.

Ничему не удивляюсь. Городу этому никто не нужен. И ничто не нужно. Хотя культурные скандалы (настоящие, а не надуманные, рекламные) случаются постоянно.

То в оперном театре, то в академическом драматическом, где труппа вдруг (или не вдруг) выражает вотум недоверия худруку Гурфинкелю. С репортажами в новостях, с дискуссиями и комментариями, которые покипят-побушуют да сгинут без следа в информационном потоке.

А Челябинск продолжит как ни в чем не бывало строить тракторы и лить сталь. Местная интеллигенция разгадывает кроссворды и покупает телепрограмму, имеющую самый большой тираж и рекламные расценки, а новости в телевизоре смотрит из-за прогноза погоды.

В соседнем Ебурге или даже в Перми отдельные культурные инициативы складываются в собственный культурный контекст, почему же тут, в столице Южного Урала, всё как вода в песок уходит? Поспорят со слюной у рта да разойдутся.

Есть в этом, должно быть, какая-то закономерность: чем меньше поле искусства, чем жиже культурный бэкграунд, тем жестче реакции и отношения.

Чувствуют, что ли, землю, уходящую из-под ног, когда культура, как ящерка из сказов Бажова, сбрасывает старую шкуру и снова ускользает. Как те, кто попредприимчивей да помоложе и уже давно работают в столицах.

Но вот как быть тем, кто, подобно Данилову или старику Фокину, хочет жить на своей родине?