Недавно обнародованная статистика Центробанка за март свидетельствует: доля просроченной задолженности в банковском секторе растет. Пока она еще далека от критической и составляет около 4% от общего количества выданных кредитов, но министр финансов Алексей Кудрин бьет тревогу. По его прогнозам, к осени процент невозврата может превысить 10%, что грозит спровоцировать вторую волну кризиса. Насколько реальна угроза — с этим вопросом мы обратились к депутату Государственной думы, председателю подкомитета по банковскому законодательству Павлу Медведеву.

— Павел Алексеевич, насколько опасен рост невозврата кредитов банковскому сектору со стороны предприятий и населения с точки зрения угрозы устойчивости финансовой системы страны?
— Теоретически такая угроза есть. Объем «плохих» долгов будет монотонно расти вплоть до осени. Вопрос лишь в том, до какого уровня. Надеюсь, все-таки не до такого, чтобы вызвать новую волну кризиса.

— На чем основана ваша надежда?
— Руководство страны видит эту угрозу и говорит о ней вслух. Значит, будут приниматься соответствующие меры, чтобы избежать худшего сценария. Они уже принимаются: в антикризисном плане правительства предусмотрено выделение 555 млрд рублей на поддержку банковской системы — главным образом на то, чтобы ее капитализировать.

— Капитализировать — значит накачать деньгами. Это эффективный способ противостоять кризису?
— «Плохие» долги страшны тем, что банку под них надо создавать дополнительные резервы. А дополнительные резервы снижают капитал банка, что в конце концов и подрывает устойчивость данного банка. Ну а если эта цепочка срабатывает для нескольких банков, да еще крупнейших, то это уже несет угрозу всей банковской системе. Именно поэтому, полагаю, крупнейшие банки получат от государства дополнительный капитал. При этом правительство практически провозгласило схему «1+3»: если банк находит рубль для своей капитализации, государство выделяет ему еще три.

— Может ли банковская система страны надеяться еще на что-то, кроме получения денег от государства?
— Мартовская статистика показывает, что немного оживилась экономика. Конечно, это относительное оживление — после очень глубокого спада предыдущих месяцев, но тем не менее… Положительная динамика промышленного роста показывает, что всё больше предприятий становятся на ноги и возвращают себе статус хороших заемщиков. А значит, есть надежда на то, что темпы наращивания «плохих» долгов упадут и угроза массовых невозвратов снизится.

— А какой уровень невозврата вы считаете угрожающим для банковской системы? — Дело в том, что хорошей статистики на этот счет нет. Кто-то говорит, что рубеж устойчивости для банковской системы — 10%, кто-то называет 20%. Думаю, что истина где-то посередине. Но пользоваться для оценки рисков одной-единственной цифрой было бы неправильно — это средняя температура по больнице. На самом деле механизм действия плохих долгов скажется на разных банках по-разному. Для кого-то массовые невозвраты кредитов будут смертельными: такие банки либо погибнут, либо попадут под санацию Агентства по страхованию вкладов (АСВ) — организации, уполномоченной такую санацию проводить. Вопрос в том, насколько крупными окажутся те банки, на которых придется главный удар с точки зрения невозврата долгов. Потому что если в их числе окажутся системообразующие банки, то это может вызвать эффект домино в банковской системе — вслед за крупными посыпятся и остальные.

— А такая угроза есть?
— Надеюсь, что крупнейшим банкам не дадут закачаться, а значит, устоит и вся банковская система.

— Но правильно ли делает государство, что выделяет деньги банкам? Может быть, лучше давать их реальному сектору, а предприятия уже сами будут за счет этих средств гасить свои долги перед банками?
— В общем-то, так и делается. Антикризисная программа правительства предусматривает и вклад средств в капитал банков, и поддержку предприятий, и стимулирование потребителя. Важно, чтобы деньги упали на хорошую почву, тогда они будут работать.

— Однако, когда минувшей осенью государство выделило огромные средства — свыше триллиона рублей — банкам и одновременно объявило плавную девальвацию рубля, все эти деньги тут же оказались на валютном рынке. Реальный сектор остался без кредитов, а банки на этом неплохо заработали…
— Те финансовые инъекции — это своего рода жаропонижающее средство, которое необходимо было дать больному, чтобы его спасти и сбить температуру любой ценой. В качестве больного выступала наша банковская система. Если бы она накрылась, пострадали бы не только конкретные банки — все финансовые расчеты в стране остановились бы. Это означало бы полный коллапс экономики. Но катастрофического сценария удалось избежать. Хотя определенные издержки были — часть выделенных средств банки действительно пустили на валютный рынок. Но думать, что предприятия реального сектора вели бы себя иначе, — прекраснодушные мечтания. Они тоже переводили свои средства в валюту. Кроме того, давать деньги предприятиям — отнюдь не панацея от всех бед, особенно если предприятие производит продукцию, которая не пользуется спросом.

— Недавно премьер Владимир Путин предложил для банков, претендующих на госпомощь, ограничить размер ставки по кредитам: ставка рефинансирования ЦБ плюс 3%. На сегодняшний день это 15,5% годовых. Однако в реальности банки сейчас выдают кредиты под 24—26%. Можно ли приказом сверху заставить их снизить кредитные ставки?
— Здесь есть определенное насилие над рынком. Я понимаю логику тех, кто выступает за подобные меры, но меня они настораживают. Фактически в эти 3% должны уместиться все банковские риски, в том числе и по невозврату кредитов. А это малореально. Думаю, что будет трудно четко сформулировать и прописать на бумаге те условия, которые вводили бы для банков такое ограничение — в 3%. Если же этого не сделать, то сработают хорошо нам известные закономерности административной системы. Деньги превратятся в дефицит и будут выдаваться по коррупционным схемам, как в советских магазинах товар — с заднего крыльца.

Беседовал Евгений Андреев