Во время ежегодной встречи Путина с «Валдайским клубом» говорили в основном, естественно, о Сирии и войне с халифатом. И впервые этот клуб, изначально ориентированный на Запад, стал свидетелем того, как в тандеме с Путиным выступал один из руководителей Ирана – союзника России в сирийской операции и важного партнера в деле борьбы за установление нового, справедливого миропорядка. Сама тема заседания «Война и мир» позволила Владимиру Путину говорить о том, что военная терминология звучит сейчас практически во&В всех сферах жизни – а порог применения силы за&В последние четверть века уже явно снизился.
При этом, в отличие от прошлых лет, Путин уже говорил не как предупреждающий о тяжелых последствиях, а как участвующий в схватке человек. Отсюда и самая хлесткая фраза этого выступления – о том, что «еще 50 лет назад ленинградская улица научила меня правилу: если есть угроза – бить надо первым». Она была сказана про террористическую угрозу России и про то, что воевать лучше на чужой территории, не дожидаясь, пока придут на твою – но понятно, что относилась в целом к геополитическим вызовам, стоящим перед Россией. Это совсем не о том, что завтра мы двинем танковые колонны на Киев или начнем бомбить Афганистан – это про то, как Путин ощущает сам себя и Россию после Крыма и Сирии.
Поэтому президент говорил о войне как реалист – «военная сила, конечно, остается и, безусловно, еще долгое время будет инструментом международной политики. Хорошо это или плохо, но&В так есть по&В факту жизни». При этом президент осуждает ее применение по любому поводу, «порой просто для того, чтобы напомнить миру, кто в&В доме хозяин, не&В задумываясь о&В легитимности применения силы и&В о&В последствиях применения силы, не&В решая проблемы, а&В лишь умножая их».
Неоднократно напоминая о том, кто виноват во взрыве проблем, в том числе и Ближнего Востока – «гремучая смесь нарастала, а&В попытки, тем не&В менее, извне грубо переустроить регион стали той спичкой, которая привела к&В настоящему взрыву, к&В разрушению государственности, всплеску терроризма и&В в&В конечном счете к&В росту рисков для всего мира» – Путин, тем не менее, никому не угрожал и даже осуждал без особого напора. Потому что повторять сказанное ему не интересно – в этот раз он говорил о том, что «договариваться надо. В конечном итоге прагматизм должен победить». И это касалось как Сирии, так и мирового порядка.
Нет, Путин не протягивает руку дружбы США, не собирается делать уступки и не ждет их от Вашингтона или кого-либо – он четко напирал на прагматический интерес, то есть на необходимость признания реальности. Которая состоит в том, что конкуренция – это слово Путин предпочитал «конфронтации» – была и будет всегда, но главное, на чем настаивает Россия, чтобы она «строилась в&В рамках определенных политических, правовых, моральных норм и&В правил».
Если таких правил не будет, то соперничество, столкновение интересов чревато острыми кризисами и&В драматическими срывами, сказал Путин, добавив, что мы вновь сталкиваемся с&В попытками любыми средствами продвигать модель одностороннего доминирования. Которая привела к&В разбалансировке систем международного права и&В глобального регулирования – и «значит, есть угроза, что конкуренция – политическая, экономическая, военная – может стать неуправляемой».
Путин против хаоса, который может привести к катастрофе, в том числе и военной – и упрямо предлагает вместе выработать новые правила. То, что Штаты не хотят, не означает, что у них есть другой выход. И на примере сирийской ситуации Путин как раз и демонстрирует отсутствие альтернативы совместным действиям против халифата.
Он прямо обвинил Штаты в двойной игре – объявляют о&В борьбе с&В террористами и&В одновременно пытаются использовать часть из&В них для того, чтобы расставлять фигуры на&В ближневосточной доске в&В своих интересах – добавив, что «невозможно добиться успеха над терроризмом вообще, если часть террористов использовать как таран для свержения неугодных режимов». И предупредил, что считает иллюзией надежды потом договориться или отстранить от власти террористов.
В принципе, после начала российской операции у США уже и так не осталось возможности не переходить к активным действиям против халифата – иначе они не смогут удержать Ирак от обращения за помощью к России. При этом их отказ от координации действий с Москвой тоже не может продлиться долго. И Путин дал понять, что американцы уже и сами готовы это признать.
Во-первых, он сказал, что «мы близки к&В тому, чтобы начать обмен информацией с&В нашими западными коллегами о&В позициях и&В передвижениях боевиков», охарактеризовав это как шаги в&В правильном направлении – «главное, воспринимать друг друга как союзника по&В общей борьбе, вести себя честно и&В открыто». А во-вторых, он рассказал, что Вашингтон на самом деле думает не то, что говорит – в отношении истории с отправкой Медведева к Обаме:
«Мы же предложили, чтобы на&В первом этапе военная делегация приехала в&В Москву, а&В потом я сказал, что мы готовы послать делегацию на&В высоком политическом уровне во&В главе с&В председателем правительства РФ... но&В нам было заявлено, что наше предложение отклоняется. Правда, потом американские коллеги сделали разъяснение на&В устном министерском уровне, что не&В очень правильно поняли и&В что дорога, тем не&В менее, открыта, и&В мы можем идти по&В этому пути, можем и&В должны думать над&В объединением усилий».
Фактически Путин объявил, что госсекретарь Керри объяснил, что отказ Белого дома в переговорах по Сирии и халифату на самом деле означает не отказ, а отложенное согласие.
При этом понятно, что в Вашингтоне все еще борются несколько линий и пока еще не сформулирована новая стратегия по Сирии – и одной из самых популярных является идея раздела страны. Об этом пока что не говорится на официальном уровне, но многочисленные публикации самых серьезных экспертов и отставников указывают на то, что вариант «взять и поделить» рассматривается более чем серьезно.
В его пользу есть разные мотивы – и одним из главных, конечно же, является самый простой: отдадим русским то, что у них уже есть, чтобы они не взяли все. Мало того, что это похоже на разделку шкуры неубитого медведя (халифата, который и в Ираке занимает огромные территории), так еще и в принципе не отвечает ни сирийским, ни российским интересам. И Путин очень четко дал понять, что ни о каком разделе Сирии не может быть и речи:
«Раздел Сирии – это самый плохой вариант, неприемлемый. Он не&В приведет к&В прекращению конфликта, а&В как раз наоборот – создаст условия для&В его разрастания и&В продолжения. Если разделить Сирию на&В отдельные территории, то они будут бесконечно между собой воевать, и&В ничего хорошего из&В этого не&В получится».
При этом президента тут же поддержал сидевший от него по правую руку Али Лариджани, спикер иранского парламента: «Я абсолютно согласен с мнением его превосходительства Путина по поводу расчленения Сирии... Расчленение Сирии&В – это будет приз ИГИЛ». Вообще участие в сессии Лариджани, одного из самых близких соратников иранского лидера Хаменеи, было очень важным.
И не только как демонстрация нашей общей позиции по Сирии и халифату. Лариджани, кроме того, что выступил с отдельной речью, периодически еще и включался в дискуссию: разоблачал поддержку ИГИЛ со стороны США, говорил об искусственности попыток стравить шиитов и суннитов. Обычно на «Валдайском клубе», созданном в свое время российскими западниками для дискуссий с обычными западниками, на сцене вместе с Путиным сидели представители Европы и США – и вопросы задавали западные же эксперты и журналисты.
И хотя в последние годы стали приглашать больше экспертов из незападных стран, для дискуссии с Путиным выбирались европейские вип-гости – как правило, бывшие главы европейских правительств. Но сейчас же бывший премьер-министр Франции де Вильпен сидел в зале – а на подиуме отвечали на вопросы Путин и Лариджани (кроме них были еще и бывший американский посол в СССР Мэтлок и бывший президент Чехии Клаус). Это очень важный сигнал – в том числе и исламскому миру.
А самый серьезный вопрос задал Путину представитель китайского агентства «Синьхуа» – он спросил о том, сколько, по мнению президента, будет в будущем в мире стран-лидеров. Китаец предложил на выбор четыре варианта – три (США, Россия и Китай), четыре (США, ЕС, Россия и Китай), две (США и Китай) или же Запад (США с Европой) против Востока (Россия и Китай). Путин не стал выбирать ни один из вариантов, но в своем ответе обозначил российское представление о мироустройстве. И очень важно, что оно было россиецентричным – при этом Путин обрисовал наши приоритеты.
На первое место он, естественно, поставил историческую Россию – Евразийский союз и ОДКБ. На второе – «развитие отношений с&В нашими соседями, это прежде всего с&В ближайшими соседями и&В партнерами, такими как Китайская Народная Республика, великая страна, как&В Индия». На третье – еще одного соседа, Европу: «и, конечно, мы не&В мыслим своего развития без&В развития отношений с&В Европой». Отдельно Путин отметил исламский мир – в отношениях которого с Европой мы могли бы играть роль моста, учитывая 20 миллионов нашего мусульманского населения. И только затем сказал, что, «конечно, мы рассчитываем на&В развитие отношений с&В США, если наши партнеры этого захотят».
Это естественный русский взгляд на полицентричный мир – в котором мы хотим иметь нормальные отношения со всеми: как с теми, с кем граничим, так и с теми, кто играет важную роль в многополярном мире (как, например, Индия). В этом мире нет гегемона, в нем есть баланс сил и есть сильная Россия. Уникальное положение которой определяется в том числе и тем, что она выступает не мировым диктатором и даже не учителем, а той силой, которая абсолютно осознанно помогает удерживать мир от падения что в котел нивелирующей все цивилизации глобализации, что в хаос уничтожающей все войны всех против всех. Как сказал Путин, отвечая на вопрос о конфликте ценностей между Россией и Западом:
«Если посмотреть на рассуждения наших мыслителей, философов, представителей классической русской литературы... Они видят причины разногласий в разнице мировоззрений, и отчасти они правы... В основе нашего мировоззрения лежат представления о добре и зле, о высших силах, божественное начало. А в основе западного мышления – интерес, прагматичность».
Добавив, что и в основе сегодняшней западной политики «лежит мессианство и исключительность», и поэтому нам сложно вести диалог, ведь «это отход от наших общих традиционных ценностей, в основе которых лежит равенство всех людей перед Создателем», Путин заключил, что «даже в такой системе мы будем искать точки соприкосновения». И в этом и есть суть нынешнего момента. Россия внезапно начала действовать так же жестко и прагматично, как Запад, но при этом она ни только не хочет стать частью Запада, но и не стремится занять его место в качестве мирового гегемона.
Нет, мы просто предлагаем Западу быть реалистами – и признать наконец-то, что наступила новая эпоха, в которой нет избранных, но есть равные. В конце концов, это сейчас в первую очередь в интересах самого Запада. Ведь Россия уже доказала, что за такой мир она готова и воевать.