«Помню, как на празднование 60 лет Победы приехали ветераны из Туркмении. Они все были одеты в новенькие костюмы, в роскошные папахи, потому что руководство постаралось всех одеть, обеспечивало проезд», - рассказал газете ВЗГЛЯД историк Александр Бондаренко. Так он прокомментировал негласное указание Ашхабада запретить термин «Великая Отечественная война». Власти Туркменистана 9 мая распорядились, что местная пресса впредь не использовали определение «Великая отечественная», а использовали шаблон «война 1941-45 годов». Как передает оппозиционный сайт «Хроники Туркменистана», такое указание поступило из министерства культуры, где сообщили, что им приказали это «с самого верха».
Таким образом последний раз словосочетание «Великая Отечественная» использовалось 9 мая. Оно прозвучало в поздравлении президента страны народу. Издание не исключает, что Ашхабал давно принял решение об этом, однако отложил его до дня Победы.
«Когда страны Прибалтики и Украина начали пересматривать свое отношение к этой войне, - напоминает издание, - они подверглись серьезной и чувствительной критике со стороны российских властей». «Туркменское руководство видимо опасается подобной   реакции Кремля. Тем более что предстояла поездка туркменского президента в Россию», - полагает редакция оппозиционного сайта.
После распада СССР отношение к войне в Туркмении поначалу не менялось. Но затем в печати появились мнения, хотя и немногочисленные, что это была «не наша война». Но официальная идеология не менялась. Первый президент Туркменистана Сапармурат Ниязов использовал события войны для культа своего отца, погибшего на ней. В мае 2000 года он даже присвоил отцу звание Героя Туркменистана.
Нынешний президент страны Гурбангулы Бердымухамедов так же использует военную тему для возвеличивания своих родственников. Сейчас почитание его деда – фронтовика Бердымухаммета Аннаева – не уступает по своему размаху тому, которое оказывалось отцу Ниязова.
После окончания самой кровопролитной войны 20-го столетия сменилось уже несколько поколений. И для подрастающего поколения это далекая история, поэтому для большей части молодежи не имеет значения, как называть эту войну, Великой Отечественной, войной 1941-1945 годов или второй мировой. Однако туркменское руководство должно озвучить свое официальное отношение к войне, завершившейся 67 лет назад.Сайт «Хроники Туркменистана» обращает внимание, что в ответных поздравлениях от министерств и ведомств, адресованных туркменскому президенту в связи с празднованием дня Победы и зачитанных в теле– и радионовостях 10-го мая слова «Великая отечественная» уже не звучали. Говорили просто «Война 1941-1945 годов». В репортажах о праздновании дня победы, вышедших в эфир после 9-го мая эти слова также не звучали.
О том, почему Туркменистан в освещении советской истории склоняется к прибалтийскому сценарию, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал  военный историк Александр Бондаренко.
ВЗГЛЯД: Александр Юльевич, как вы полагаете, почему Ашхабад вводит такой запрет?
Александр Бондаренко: Главная причина только одна – как можно дальше отстраниться от России, постараться забыть советское прошлое. Если бы у правителей хватило ума, они бы взяли оттуда все лучшее и мы, и они жили бы сейчас по-человечески. А сейчас все стремятся доказать, что раньше было еще хуже...
Я помню, как на празднование 60 лет Победы из Туркмении приехали ветераны. Они все были одеты в новенькие костюмы, в роскошные папахи, потому что руководство республики постаралось всех одеть, обеспечивало проезд. Все с удовольствием вспоминали прошлое: с теплом, где-то с горечью и со слезами, но для людей это было дорого. Они встречали своих боевых братьев из других республик. Они говорили на одном языке.
Попытки выбить историческую память – признак одичания. Сейчас, к сожалению, дети могут с трудом сказать, когда была Великая Отечественная война и Вторая Мировая. Они не знают, кто на какой стороне воевал. Мы так скоро превратимся в туркменов, к сожалению.
ВЗГЛЯД: Во время правления Сапармурата Ниязова официально утверждалось, что на войне погибло около 700 тысяч уроженцев Туркмении. Однако, если обратиться к статистике, то окажется - к 1939 все население республики насчитывало 1,25 млн человек (из них чуть менее 60% - туркмены). Что могло толкнуть власти на такие утверждения?
А.Б.:  Например, когда на разных военно-исторических мероприятиях, особенно научных, выступает представитель Армении, его доклад всегда посвящен выдающейся роли армян в любой операции. Но если у тех же армян были выдающиеся полководцы, то, кто был у туркмен, навскидку сказать сложно. Поэтому можно где-то перегнуть палку и сказать, что «вот сколько наших ребят погибло». То есть это понятная определенная похвальба. Перегнуть у нас умеют. Но я думаю, что это не со злобы. Не было слышно криков, что русские впереди штрафных батальонов гнали туркмен.
ВЗГЛЯД: Какой была позиция Ниязова? Может, он тоже поначалу склонялся к тем, кто говорил, что «это не наша война»?
А.Б.: На научных конференциях я часто слышал, как постепенно представители разных республик начинают дистанцироваться от Великой Отечественной войны. Всем хочется быть великими. И когда даже братья белорусы начинают давать другие оценки, это очень неприятно слышать. Есть республики, где прямо заявляют, что это «наша война», а «русские немножко помогали». Либо есть небольшой перегиб, либо заявка, что, мол «нас заставляли» воевать. Это вбивается в сознание.
Еще во времена Сапармурата Ниязова фронтовики были все-таки более активны. Их было больше, они давали иные оценки. Чем больше свидетелей, тем врать сложнее. А когда уже не будет живых свидетелей и когда их будут заменять всякими жуликами, как, к сожалению, происходит и у нас, вместо настоящей истории происходит внедрение квази-знаний.
ВЗГЛЯД: Как шли аналогичные процессы в Эстонии и Латвии?  Там уже давно вместо  «Великая Отечественная» говорят  «Вторая мировая»...
А.Б.: Там власти более активны. Хотя  в местной прессе я видел материалы о том, как люди отстаивают интересы единого советского народа. Очень часто те же эстонцы, те же латыши выступают против политических игр, которые рассчитаны на дураков...
Националистические моменты, которые кому-то выгодны, постоянно создают напряженность. И мысль , что «это не наша война» тоже проводилась. Перенос Бронзового солдата в Эстонии – это очень позорно. Возмущает также взрыв памятника в Кутаиси.
Я ездил по местам Вахты памяти. В Псковской области видел два памятника. Один – недалеко от города Невеля – литовским дивизиям, которые воевали на нашей стороне против гитлеровцев. В райцентре Великие Луки стоит великолепный памятник эстонскому корпусу, которым командовал генерал-лейтенант Лембит Пэрн, который тоже громил гитлеровцев. И есть-таки люди, которым выгоден отход от России, что не на пользу этим странам.
Когда футболист в Германии раз показал фашистское приветствие, то его дисквалифицировали, когда генерал бундесвера что-то такое высказал – его сразу уволили, но почему-то этим несчастным прибалтам, всяким эсесовцам и прочим –  разрешают проводить марши. Если бы Евросоюз разочек бы цыкнул, то все бы прекратилось. То есть идет гнусная политическая борьба.
Но и у нас без всякого шума уничтожаются памятники Великой Отечественной войны, братские могилы фактически теряются возле «неперспективных деревень». И об этом, кроме поисковиков, никто не говорит. На той же Псковщине мне рассказали про санитарное захоронение, где лежит 300 человек. Там сейчас просто лес. Все документы есть в медицинском архиве в Санкт-Петербурге. Нету одного – нету досок на гробы, чтобы захоронить этих людей. В Смоленской области под Ельней, где я недавно был, приехали шесть семей солдат, которых нашли. Вы бы видели, как они все воспринимали. А могло бы приехать 300 семей.