«Чужие» Юрия Грымова, живописующие культурный конфликт между Востоком и Западом, рассказывает о странных судьбах американских врачей, вакцинировавших детей в одной из арабских стран. «Частный корреспондент» поинтересовался у режиссера, почему многие критики восприняли «Чужих» как антиамериканскую ленту.

— Английское название вашего фильма (Strangers) обозначает не столько «чужих», сколько «незнакомцев», друг о друге мало что знающих. Такое название более корректно по отношению к фильму об общении разных культур?
— Наверное. Но, к сожалению, в русском языке нет адекватного слова. «Незнакомцы» — не то. «Иные» — сразу же мысли об инопланетной цивилизации… Первоначально проект назывался «Оплодотворение», но как подать это публике? Неизвестно. Поэтому «Чужие». Всё лучше, чем «Чужаки».

— Пять бездетных американцев, мучимых всевозможными комплексами, едут в чужую страну с благими намерениями — спасать детей и нести великое, светлое — свободу и просвещение…

— Не совсем так. Лечить — их профессия. Они же врачи, они… рекруты, служат по найму. Они едут туда зарабатывать, и это нормально. Такие «врачи» смогут сделать прививку, но оперировать они не решатся. И правильно.

Моя жена, например, специализируется на челюстно-лицевой хирургии, но она не проводит операции на сердце. Профессионализм прежде всего. И врачи в моем фильме отнюдь не уроды, хотя злопыхатели-критики называют их именно так. Они обычные люди.

— Главный герой Том рискует жизнью для того, чтобы помочь детям. После того как русский офицер запрещает ему въезд в страну, где идет война, он прорывается через заграждения, едет по минному полю. Все это обычно?
— Том — карьерист. Он не может привыкнуть к тому, что ему запретят и у него ничего не получится. Том ведет за собой остальных, а они ведь не знают деталей…

К примеру, мисс Стоун. Одинокая женщина, всю свою жизнь посвятившая детям. Но она остается собой и может быть слабой, чувствительной. Вы думаете, она бы решилась, если бы знала про минное поле?

Нарушить запрет — решение лидера, а не команды. Но, согласитесь, нельзя же все время разжевывать, что и откуда. Почему Том решил именно так, не иначе. Пусть зритель додумывает.

— В «Чужих» много культурных штампов, стереотипов, показанных слишком лобово, нарочито. Американские песни, тыквы на Хеллоуин…

— А что в том такого? Почему лобово? Хеллоуин — праздник, пусть даже и календарный. Радостные американцы пытаются развеселить детей. Но обычная реакция маленьких арабов на тыквы со свечками — страх, не восторг. Дети боятся чужого и незнакомого. Вот гости и получают по тыкве.

— Но дело не только в Хеллоуине… Речь русского офицера (он говорит, что свои, что чужие — в том разницы нет) заканчивается репликой: «Вот такая вот загогулина».
— А вы поняли, в чем тут дело?

— Ельцинская загогулина.
— Именно так. Ельцин загогулину изобразил, а разгребать кашу всем. В чем проблема?

— Проблема не в этом. Речь персонажа Полуяна — напряженный, трагический момент, который обрывается очень странной фразой.
— Ну, это же обозначение истоков конфликта. Чечня при Ельцине забурлила. Как вы думаете, историю «Чужих» можно спроецировать на Чечню?

— Если честно, мне трудно представить.
— Это ведь та же самая ситуация. Как если американцы точно так же бы приехали в Грозный…

— Их приезд всегда симптоматичен… Смотрели ли вы «Без цензуры»? Фильм Брайана Де Пальмы о войне в Ираке?
— Он мне не понравился. Очень запутанный, излишне документальный. Это подделка, пусть и художественная.

— В жанре mockumentary (от англ. mock — «подделка»).
— Фальшивка, а притворяется правдой. Пусть я в своей картине попытался соблюсти эстетику достоверности, но все же «Чужие» — художественное кино.

— Художественное. Причем в фильме очень часто звучит музыка. Чаще всего закадровая. Что она для вас значит? Способ драматизировать действие, придать ему дополнительную остроту, колорит?

— Нет, она мне попросту нравится. С помощью музыки я хотел передать атмосферу Востока. Но, заметьте, я не использовал религиозные мотивы. В мусульманских странах поет мулла.

— Вернее, звучит голос муэдзина.

— Да, муэдзина. Но в «Чужих» восточный колорит передан все-таки иной музыкой. Светской. Вам чем-то музыка помешала?

— Нет, просто она все время разная и чередуется…
— В том нет проблемы.

— Тогда о другом. В «Чужих» есть солдат-араб, он охраняет американцев. Его соблазняет Джейн, жена главного героя. Она не может забеременеть, и ей кажется, что ребенок избавит ее от многих проблем. Она использует араба как осеменителя. Актер же, играющий этого бойца, очень похож на русского артиста, которому приклеили бороду.
— Вам так кажется. Я видел разных арабов, голубоглазых в том числе. Вам, наверное, однотипные арабы попадались.

— Дело не в цвете глазного яблока, у него взгляд русского актера. Мне в связи с этим вспомнился эпизод из «Контракта рисовальщика» Питера Гринуэя. Там героя используют в схожем ключе: он думает, что он мачо, а оказывается всего лишь донором спермы. Нет ли здесь сходства? Мне показалось, что и в «Коллекционере» также есть точки пересечения с Гринуэем. Касательно композиции кадра…

— Я не смотрел «Контракт рисовальщика». Понимаете, вам нужно что-то рационализировать, вот вы и притягиваете…

Я снимаю, а видите вы. В меру своей образованности, испорченности. Вам так удобно интерпретировать, и вы пытаетесь приклеивать к фильму известные вам ярлыки.

Но мне нельзя думать об этом. Нельзя снимать кино, как кто-то другой. Не смотрите поверхностно на изображение. Такого не будет, что кто-то возьмет да и скажет: «А давайте-ка я сниму как режиссер Икс».

— Но режиссеры «новой волны» как раз и обыгрывали подобные ситуации.
— Я поступаю иначе. И не могу помнить все картины, которые я когда-то смотрел. Безусловно, я люблю смотреть кино и отдельные фильмы на меня повлияли. Но заметьте, мои фильмы — «Муму», «Коллекционер», «Казус Кукоцкого», «Чужие» — они все очень разные. Я всегда ищу новый киноязык.

— Ваш коллега Тимур Бекмамбетов объяснил: что бы он ни снимал, он всегда остается собой. Можно сказать, что у вас такой же девиз?
— Да, это моя жизненная позиция. Я никогда не переступаю через себя. И снимаю только то, что мне близко. Сотрудничаю с теми, кто мне интересен… Я никогда не поднимаю неинтересные для меня темы. За это меня и ругают, наверное.

— Из тех критических стрел, что полетели в ваш адрес, какие вы считаете оправданными, какие — нет?
— Критики как таковой я не чувствую. Одно злопыхательство. Когда меня обвиняют в том, что я обидел американскую нацию, мне становится смешно. Как же я так показал жизнь пяти человек, что смог оскорбить целую цивилизацию?

Я и не думал над тем, чтоб обидеть кого-то. Я рассказал историю про конкретных людей, приехавших в горячую точку. У некоторых из них сдвинута мораль, но не у всех.

А критики кричат об одном: «Антиамериканизм, антиамериканизм!» Да весь мир антиамерикански настроен! Сейчас мы наблюдаем крушение США как империи.

Последний фильм Коэнов «Сжечь после прочтения» — это же насмешка и издевательство над Америкой. Если бы я такое снял, все бы захохотали: вот Грымов Америку приложил!

Но я снял драматическое кино про американцев и попал точно в цель. Критиков это раздражает. Они забывают, что каждый смотрит кино относительно себя.

Зрители смотрят одну и ту же картину, но кто-то видит мелодраму, а кто-то — политический фильм.

— И при этом всегда интересно узнать точку зрения автора.
— Я снял кино об обществе, запутавшемся в таких понятиях, как политкорректность и двойные стандарты. И о том, что нужно быть очень ответственными в отношениях друг с другом.

Беседовал Булат Назмутдинов