В выходные в Большом театре с большим успехом давали премьеру «Русских сезонов», одноактного балета Алексея Ратманского на музыку Леонида Десятникова. Это последняя постановка Ратманского в должности главного балетмейстера главного театра страны.
Первый раз «Русские сезоны» были поставлены два года назад в Нью-Йорке, после чего Ратманский, гордость и главная надежда русской хореографической школы, получил массу заманчивых предложений.
В своем интервью Алексей Ратманский отказывается подводить итоги своего «правления» в Большом, зато с удовольствием рассуждает о судьбах современного балета.
— А как бы вы охарактеризовали новый сезон, который является вашим последним в ГАБТ? И какие новые горизонты вы собираетесь открывать в дальнейшем? — Акцент в этом сезоне несколько сдвигается в сторону старой классики, две из трех премьер сезона из репертуара императорских театров — это «Коппелия» в постановке Сергея Вихарева и «Пахита», над которой поработал Юрий Бурлака, с 1 января новый художественный руководитель балета Большого театра.
Американские критики откликнулись на премьеру «Русских сезонов» каскадом восторженных рецензий. Дождемся реакции московской пишущей братии.
«Нью-Йорк Таймс» (10. 06.2006): «Было бы слишком просто сказать, что хореография вдохновлена народным танцем, хотя этот танец и сослужил ей хорошую службу. Ратманский — это фонтан движенческих идей, с размашистыми жесткими руками, бодрыми притопами и прихлопами, от жизнерадостно смешных до глубоко трагичных…» Джон Роквелл
«Файнэншл Таймс» (15.06.2006): «Уникальность Ратманского — в мастерском смешении элементов русского народного танца — стопы «утюжком», прыжки вбок с почти ударяющимися пятками — с классическим балетом. Он, как показывает этот балет, — человек на все Русские сезоны…» Хилари Остлер
«Данс Вью Таймс» (12.06.2006): «Текст «Последней» песни, сулящей райское блаженство в мире ином, глубоко религиозен. И в целом партитура с такими песнями, как «Духовная» (к Троице и Духову дню) или «Масленая», следует за календарными обрядами православной церкви. Конечно, знакомство с упомянутыми традициями и празднествами давало бы более полное проникновение в образность и замыслы Ратманского. Но и без того нельзя не почувствовать глубокие струны богатой и захватывающей эмоции этого нарядного, искусного и своеобразного балета…» Сьюзан Рейтер
Не думаю, что это тенденция, просто так сложилось. Возможно, в конце сезона будет еще одна премьера. Сейчас я выпустил «Русские сезоны» на музыку Леонида Десятникова, балет, в котором отражен православный календарный цикл, 12 месяцев — 12 артистов. Этот спектакль прошел в одной программе с «Пахитой» и «Симфонией до мажор» Баланчина.
Мои планы вне Большого такие: в конце ноября «Анна Каренина» в Варшаве, в марте новый «Конек-Горбунок» в Мариинке, в апреле «Русские сезоны» в Сан-Франциско, в июне премьера на музыку Прокофьева в Американском балетном театре.
Последнее время в Большом все были плотно заняты подготовкой фестиваля в честь Максимовой и Васильева, их 50-летнего творческого юбилея. Я очень рад, что получилось такое масштабное поздравление — пять спектаклей, много интересных дебютов, выступления приглашенных звезд, даже участие самого Васильева в «Анюте» в роли Петра Леонтьевича. Для всех это большой праздник. Это наша дань двум великим артистам, прославившим Большой театр и русский балет во всем мире.
— Каковы черты национальной русской школы балета, правомерно ли вообще говорить о них? — Русская школа формировалась под влиянием французской, итальянской и в некоторой степени датской школ. Иностранцы ставили и преподавали у нас на протяжении всего XIX века.
Финансы позволяли императорским театрам нанимать на работу лучших европейских хореографов. В результате мы обрели богатейший, ни с чем не сравнимый репертуар, а школа и репертуар связаны неразрывно.
Уже к началу ХХ века русские танцовщики отличались от своих европейских коллег сильно в лучшую сторону. И дважды мы доказывали свое лидерство в мире. Во времена Дягилева и потом в 50—60-е годы, когда впервые Большой и Кировский театры выехали за рубеж.
Но и гастролеры тоже ведь преподавали нам уроки — Баланчин, Бежар, труппа Парижской оперы заставили задуматься. У нас так не танцевали, профессионалы были под большим впечатлением.
То были времена великого противостояния. Чтобы сохранить лицо, придумывали ярлыки: мы вот такие широкие, эмоциональные, танцуем от души, а они такие сухие, холодные, хотя танцуют чисто.
Это, конечно, самый что ни на есть вульгарный взгляд. Но если вспомнить, что наши главные балетные композиторы — сверхэмоциональные Чайковский и Прокофьев, то можно найти долю истины в этих словах.
Иногда, правда, наша «эмоциональность» становится карикатурой — когда форма танца совсем распадается, остается одна «духовность». Но это тема для отдельного разговора.
— В чем основная черта современного балета? — Стираются грани между национальными стилями исполнения, между мужским и женским танцем. В общем балет стал значительно менее популярен, чем раньше.
Это негативные тенденции. К позитивным отнесу невероятную техническую оснащенность современных танцовщиков, бурное развитие современного танца, доступность любой профессиональной информации.
— Как вы относитесь к балетному авангарду, скажем, экспериментам Никиты Дмитриевского или, шире, Раду Поклитару? — К авангарду отношусь с большим интересом, и Раду, и Никиту ценю, хотя я бы не назвал то, что они делают, авангардом. Они оба ставили у нас в Большом — Дмитриевский на «Мастерских новой хореографии», Поклитару — на Новой сцене.
— Каким должно быть новое слово в балете? — Ух, если бы я знал, то уж постарался бы использовать в своей работе. А так на ощупь приходится продвигаться. Хорошо бы это новое слово помогло вернуть балет (имею в виду классический балет) в ряд актуальных искусств. Как это было во времена Дягилева или при жизни Баланчина.
В выходные в Большом театре с большим успехом давали премьеру «Русских сезонов», одноактного балета Алексея Ратманского на музыку Леонида Десятникова. Это последняя постановка Ратманского в должности главного балетмейстера главного театра страны. 
