Моему приятелю коллега по работе, связанная с благотворительным фондом Чулпан Хаматовой «Подари жизнь», вручила бесплатное приглашение на концерт: мол, пока вокруг кризис, за деньги их всё равно никто не покупает, так не пропадать же.
И в самом деле, когда очередное благотворительное мероприятие началось, выгородка в Гостином Дворе оказалась заполненной едва ли на треть. Притом что значительная часть собравшихся — согнанные за последние несколько дней журналисты.
И что самое показательное — ни единого заметного халявщика, которые, обещай сам по себе концерт хоть что-то выдающееся, непременно набились бы в первые ряды.
Однако они, несмотря на кажущееся затишье в культурной жизни Москвы, нашли на этот вечерок мероприятие поинтереснее.
Я знаю, что даже те, кто возмущается отсутствием возможности публично поносить Путина и «Единую Россию», не поймут критики в адрес «благотворительных» акций.
Но поскольку из первых 11 лет моей жизни около четырех провел в детской больнице, то о существовании между одной операцией и другой я знаю больше, чем все те, кто умиляется видеонарезкам с изображением умирающих детей. И посему ответной критики не боюсь, считая вправе как минимум высказывать свои сомнения о самой сути такого рода мероприятий. А они у меня очень даже серьезные.
Возможно, каким-то конкретным детям фонды, подобные хаматовскому, действительно помогают — и дай Бог им здоровья, как детям, так и фондам.
Возможно, персонально у Чулпан Хаматовой есть какие-то свои возвышенные соображения, в силу которых она обделяет собственным вниманием родных детей, чтобы привлечь чужое к чужим.
Но для начала, сколько бы ни талдычили о благотворительности как таковой, у меня в голове не укладывается, зачем для этого нужно проводить концерты с участием звезд, неважно, эстрадного или академического направления.
В данном случае — академического, и самой первой величины: Валерий Гергиев, Юрий Башмет, Вадим Репин, Ульяна Лопаткина и т.п. Объявлено: сбор от акции под названием «Подари надежду» будет поделен между фондом Хаматовой «Подари жизнь» и фондом Башмета, опекающим специализированный сочинский детдом, а адресно 30 тыс. евро уйдет десятимесячному мальчику из города Коврова.
В конце вечера оглашался такой список коммерческих партнеров акции, что сумма в 30 тыс. евро для любого из них в отдельности, а для всех вместе и подавно, даже по кризисным меркам должна казаться смешной. Любой из участников концертной программы мог бы, не обедняя себя, выделить ее из собственных гонораров.
Впрочем, если в таких случаях и в самом деле необходимым является светский ингредиент — пожалуйста, никто не вправе заявлять протест. Но по моим личным ощущениям, пиара в акции, свидетелем которой я оказался, было больше, чем собственно благих намерений.
Не считая теле- и фотокамер, журналистский контингент примерно поровну представляли светские репортеры и музыкальные критики.
Репортеры, быстро сообразив, что им в этой чистой воде ловить нечего, убежали на другие тусовки. Кто на презентацию книги Сорокиной, посвященной усыновлению (еще одна сердобольная селебрити пиарит высокие устремления через желтую прессу; а 12-го, кстати, Будина в «Президент-отеле» устраивает свой благотворительный банкет), кто к Федору Бондарчуку, которому надо продвигать вторую часть «Обитаемого острова» (опять-таки духовность, хотя и несколько иного рода).
Ну а музыкальные критики остались на концерт, где два банальных номера станцевала Ульяна Лопаткина, Вадим Репин с оркестром сыграл каприччио Чайковского, Гергиев и Башмет дирижировали, Анна-Мария Кауфман пела. Пела что-то барочное, большей частью мимо нот — но если ради благого дела, то, должно быть, это не так уж важно.
Не существенно, положим, что основной хедлайнер вечера, виолончелист Йо Йо Ма, не приехал — как объявила Хаматова, заболел — и прислал видеообращение, которое по причине плохого качества звука тоже показать не смогли.
Ну и что! Зато Репин играл блестяще, а Константин Хабенский в сопровождении оркестра Юрия Башмета исполнил в формате моноспектакля у микрофона финальную сцену «Калигулы» Камю, оставив впечатление едва ли не более сильное, чем от уже не существующего ленсоветовского спектакля Юрия Бутусова. Ведь Хабенский произносил текст Камю так, как будто говорил от себя и про себя.
Скорее всего, всё это вообще ерунда, если речь идет о спасении жизни, но в таком случае снова и снова возникает вопрос: если это единственная цель вечера, то зачем нужна вся эта культурно-светская фанаберия?
Зачем предлагать публике «наслаждаться музыкой», если насладиться Моцартом на фоне кадров из спецучреждений для больных детей весьма затруднительно?
А если Моцарт еще и звучит через усилители в помещении с совершенно непригодной для этого акустикой — затруднительно вдвойне!
Кроме того, сложности, с которыми неизбежно сталкиваются организаторы такого рода акций при подборе репертуара, практически неразрешимы: составлять программу из номеров веселых, жизнеутверждающих — вроде бы неуместно, неприлично; нагнетать похоронное настроение, когда хочешь кому-то «подарить надежду», — и подавно ни к чему.
В этом контексте одинаково странно звучат что ария Баха, которую привычнее слушать по траурным поводам, что танго Пьяццоллы, не говоря уже о драматических монологах.
Более конкретно о репертуаре говорить проблематично, поскольку точную программу вечера не объявляли — не посчитали необходимым.
Помимо упомянутого «Калигулы» в исполнении Хабенского, Чулпан Хаматова самолично прочла несколько последних страниц из «Маленького принца» Сент-Экзюпери.
Выбор совсем уж странный, учитывая обстоятельства и задачи мероприятия: «Напрасно ты идешь за мной. Тебе будет больно на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда... Но это всё равно что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального…» — кто считает, что этот пассаж, навзрыд прочитанный Хаматовой под занавес благотворительного вечера, уместно звучит по отношению к нуждающимся в лечении тяжелобольным детям, пусть первый бросит в меня камень.
Да и сам по себе выбор: отправляющийся «за луной» Калигула, возвращающийся «домой» Маленький принц — в общем, все умерли.
Но надежда осталась.
А не слишком многочисленная аудитория вечера тем временем погибала от холода — помещение Гостиного Двора то ли оказалось неподготовленным к нагрянувшим морозам, то ли просто плохо утеплено.
И зрители, особенно дамы в вечерних туалетах, вместо того чтобы проникаться возвышенностью момента, то и дело бегали в гардероб за шубами.
Не знаю, выздоровеют ли благодаря этому концерту дети, но я теперь определенно заболею.