Конопля — это канаты, парусина и такелаж. Эпоха парусного флота нуждалась в конопле, как нынешняя в нефти и газе. И Россия гнала на Запад конопляную пеньку, как сейчас энергосырье. Но потом появились пароходы, и конопля перестала интересовать серьезных людей. А вслед за ними были изобретены синтетические волокна, и конопля перестала интересовать кого бы то ни было. И наконец, в 1961 году ООН нанесла коноплеводству последний удар — объявила «растение каннабис» наркосодержащим.

Жива ли конопляная промышленность после таких передряг? Как ни странно, жива. И даже более того — в последние 10 лет растет и набирает обороты. Ведь конопля — это не только пенька и парусина. И не только наркотики.

Дом с конопляными стенами

Конопля — это строительный материал. Из нее можно делать древесно-волокнистые плиты, теплоизоляцию, наполнитель для бетона и вообще всё, кроме стекла и гвоздей. Конопляное масло годится для производства красок, а конопляная костра (шелуха, остающаяся после выделения волокна) легко прессуется в брикеты и используется как топливо.

Многие страны Европы помаленьку осваивают производство конопляных стройматериалов. Особо громких успехов здесь достигли французы со своим патентованным костробетоном «Изошанвр». Эту тенденцию пока нельзя назвать массовой, но за последние 10 лет применение конопли в строительстве увеличилось в десяток раз.

Впрочем, в идее «конопляного строительства» нет ничего сугубо новаторского. В японской деревне Мясамура, на территории тамошнего Asa no Yakata (Музея конопли), стоит цельноконопляный дом, которому уже больше 300 лет. Стены его сделаны из глины, перемешанной с конопляными стеблями. Кровля уложена на подстилку из тех же самых стеблей, балки связаны пеньковыми канатами. А окна, как и положено в традиционном японском доме, затянуты прочной бумагой. Да, и ее тоже можно сделать из конопли.

По следам Гутенберга

Конопля — это бумага, на которой печатают деньги и Библии. Для первых бумажных денег (Китай, ХІ век) и для первой печатной Библии (Германия, XV век) использовалась бумага, сделанная из конопляного и льняного волокна.

Гектар конопли дает 15 тонн целлюлозы в год — больше, чем гектар леса. Бумага из конопли выходит лучше, а из дерева — значительно дешевле. Но лесов на планете с каждым годом всё меньше, и растут они непростительно медленно. А конопля за год вырастает до 3—4-метровой высоты, что вполне сравнимо с пятилетней сосенкой.

Почему же 90% бумаги до сих пор производится из дерева? Так оно исторически сложилось еще в ХІХ веке, когда конопля еще была стратегическим сырьем, а запасы леса казались дармовыми и неисчерпаемыми. Теперь всё наоборот, но вся крупная бумажная промышленность, сформировавшаяся за прошедшие два века, построена с расчетом использования древесных опилок. Перевести ее на коноплю не сложнее — но и не проще! — чем перевести все автомобили на биотопливо. Чисто технологически это можно сделать хоть завтра, но вот с экономической точки зрения тут очень много проблем. И самая первая проблема — где взять столько растительного волокна? Средний ЦБК перерабатывает за год свыше 100 тыс. тонн целлюлозы, а это примерно 6,5 тыс. гектаров конопли. Притом что по всей России ее сейчас еле-еле наберется 10 тыс. гектаров…

И всё же положение не безнадежно. 10% мировой бумаги сегодня изготовляется не из дерева, а из однолетних трав. Основным сырьем для такого производства пока что является хлопок, а конопля остается не на втором и даже не на третьем месте. Дурная слава «наркосодержащего растения» сильно мешает расширять ее посевы. Но такая известность парадоксальным образом способствует возрождению коноплеводства на Западе.

Конопля как двигатель торговли

Конопля — это бренд. «Борьба с наркотиками» превратила ее в символ свободомыслия, вроде портретов Че Гевары.

С другой стороны, это символ всего экологически чистого, натурально-хозяйственного и «посконного» (посконь, между прочим, — это мужское растение конопли). Таким образом, любое упоминание этого растения способно привлечь внимание довольно большой группы нестандартно мыслящего населения — от левых радикалов и зелёных до натуропатов и сыроедов. Ну и конечно же, оно заинтересует всех тех, кто любит курить коноплю, а это минимум 4—5% населения любой европейской страны.

Промышленники давно уловили эту тенденцию и стали использовать дерзкое слово «конопля» для продвижения своих товаров, часто имеющих очень мало общего с соответствующим растением. Например, в «конопляном текстиле» обычно больше 50% хлопка; в украинском «конопляном мороженом» от этой травки только семена, а в немецком «конопляном пиве» — лишь ароматическая эссенция. Никаких наркотиков в этих товарах нет, но цены у них повыше, чем у аналогичных неконопляных изделий. При этом на прилавках они не залеживаются. И производство их растет гораздо быстрее, чем выработка конопляной бумаги или стройматериалов.

Расширяются и посевные площади конопли. В первую очередь в тех странах, которые лидируют по изготовлению «несерьезных» товаров с конопляным оттенком — в Германии, Австралии, Канаде, США. Производители объединяются в ассоциации, лоббируют свои интересы и добиваются серьезных послаблений в порядке лицензирования конопляных посадок. Иногда даже получают государственные субсидии. Так, в Германии программа возрождения коноплеводства была одобрена на правительственном уровне и все фермеры, участвующие в ней, получают от Европейского фонда экологии дотацию в размере 600 долларов за гектар.

Но как это согласуется с антинаркотической политикой? А вообще никак не согласуется, да и не должно. В современной промышленной конопле наркотиков не больше, чем в капусте, — из нее не получается ни марихуана, ни гашиш, ни даже химический экстракт. Бумага вот получается, и стройматериалы, и текстиль, и семечки, и ароматическая эссенция, а вот наркотики — никак. Так что бунтарский имидж конопляных товаров — всего лишь коммерческая обманка, позволившая этому растению войти в XXI век и частично восстановить свои утраченные позиции.