Сначала слышишь громкую, зазывную рекламу театрального блокбастера с уникальной машинерией и огромным бюджетом, а потом попадаешь на премьеру и видишь достаточно банальную традиционную версию одной из комедий Гоцци, решенную под цирк.

Ну, да, актеры у Райкина тренированные и танцующие, причем все сплошь танцующие под Райкина, из-за чего в спектакле очень много музыки и вставных номеров.

Внутренне статичных песен и плясок в "Синем чудовище" больше, чем нужно, из-за чего спектакль постоянно буксует и топчется на месте, напоминая...

Вперед, в прошлое

...некоторое время не можешь понять, что же тебе напоминают многочисленные дивертисменты, пока пазл в голове не складывается окончательно - "Учителя танцев" в Театре Советской Армии с Ф. Чеханковым и В. Зельдиным. Это был один из самых модных спектаклей 70-х годов с точно такой же эстетикой «вставной челюсти», испортившей массу постановок – музыка при этом вводится вроде бы для оживления, а на самом деле - для окончательной остановки действия и прикрытия режиссерской беспомощности.

Сначала, по привычке, ждешь и ищешь сверхзадачу - где, про что, но потом понимаешь: сверхзадачи нет, фабрика должна выпекать громкие пироги, и всё... И сразу успокаиваешься, перестаешь сравнивать в "Принцессой Турандот", понимая, что сейчас "Сатирикон" выступает на одном поле, скорее, с "Ленкомом".

Как любая комедия дель арте, пьеса Гоцци, пружины действия которой завязаны на «бога из машины», оказывается только поводом, скелетом для импровизаций, для сиюминутностей и пародий - формой, которую постановщик и исполнители должны наполнить своим собственным содержанием.

А с этим в "Сатириконе", оказывается, совсем плохо: ибо откровенно не смешно.

Есть потуги на юмор и сатиру, но, во-первых, крайне редкие, во-вторых, не складывающиеся в систему и заваленные хореографическим мусором.

Ну, да, актеры у Райкина пластичные и многообразные. Сильные стороны дОлжно выпячивать, вот они и стараются, переводят юмор из вербального в пластический. Из-за чего сюжет начинает двигаться ещё медленнее: сначала его тормозят песнями и плясками, а затем, в промежутках, добивают осмысленным (и не очень) комикованием, обыгрывая заявленную тему (цирк).

То есть, фигу в кармане очень хочется иметь, но как же можно остро шутить в придворном театре, куда В.В. Путин приводит свою жену, да еще когда на самом деле можно говорить практически всё, что вздумается?

Ан нет.

Ненастоящее настоящее

Персонажи сказки, томящиеся в условном Китае, вздыхают и мечтают о недосягаемой красоте Венеции, а когда хотят сказать что-то полузапретное, переходят на, как они сами говорят, "венецианский диалект". То есть начинают кривляться в стиле "живых картин", показывая, а не рассказывая.

Пантомимный юмор более абстрактен и менее жесток, но значительно протяжённее по времени, из-за чего хронометраж спектакля растягивается ещё сильнее.

Пластику следует поддержать сценографическими эффектами, но их в "Синем чудовище" не так уж и много. Исключение составляет только сценический дым, который пускают каждые десять минут.

Остальные причиндалы (в основном, цирковые - канаты, лестницы, кольца) почти не обыгрываются, а если и обыгрываются то так необязательно, что без них легко можно было бы обойтись. В центре сцены строит поворотный круг в виде цирковой арены, но им тоже практически не пользуются. А если и пользуются, то чисто чтоб не простаивал. Во втором отделении в этот круг нальют немного воды - как у взрослых, как у Додина, торопливо обыграют его единственно смешным вставным номером про синхронное плаванье и тут же свернут за ненадобностью.

Основные пиротехнические "чудеса" Райкин приберег к финалу - когда возле стены начинают выдувать огонь и пускать фейерверки, дабы "закрепить" силу "эстетического впечатления" - ведь если на протяжении всего спектакля звуковое сопровождение включают на пределе громкости, то в финале необходима сверхгромкость, не так ли?

Музыку руками

Вообще, громкая музыка в театре - первый признак того, что тебе втюхивают нечто лежалое. Организм волей-неволей подчиняется вибрации воздуха, особенно если добавить басов. Так тебя насильно, через надругательство над слухом, тебя вынуждают к химически обусловленному "катарсису".

Режиссеры-ремесленники хорошо это знают и включают громкую музыку или в самых патетических местах или же в финале, вколачивая последний символический гвоздь по самую шляпку.

Каким же неверием в собственные силы и в привычки публики нужно обладать, чтобы держать чужие уши в постоянном шумовом напряжении в течении всего спектакля? Не учитывая, что от шума очень быстро устаешь и уже перестаешь радоваться немногочисленным придумкам и эффектам, желая поскорее выйти на свежий воздух, на дождь, в ночное...

Сюжет движет рок или судьба в виде синего гуттаперчевого человека в синей маске, напоминающего Джима Керри в фильме "Маска" (отличается лишь цветом).

Кто это и почему он такой - нам не объясняют.

Сначала он исполняет роль "человека от театра", объясняющего правила игры в виде шумного телевизионного шоу (хороший повод включить на полную мощь позывные из "Так говорил Заратустра" Рихарда Штрауса), затем - "разводящего", затем - "последнего пылко влюблённого".

В финале синяя маска оборачивается туристом с фотоаппаратом, из-за чего вся нарративная функциональность окончательно обессмысливается.

С одной стороны, у синей маски масса функций и назначений, с другой - она ничего не обозначает и ничего не несёт, поэтому все перипетии, лишённые психологических причин и следствий, провисают.

И тут их бы подхватить шутками и прибаутками в духе "Комеди Клаба", но, вероятно, тамошние затейники стоят дороже фейерверков, отчего слова заменяют гримасами, а те слова, что всё-таки произносятся, не несут никакого смысла.

Главная придумка - это гидра, ежедневно пожирающая девственниц, с которой должна сразиться женщина, переодетая мужчиной, для того, чтобы разлучённые возлюбленные могли снова встретиться. Так как все прочие сценические эффекты в спектакле производили трехкопеечное впечатление, думал, что и здесь обойдутся какой-то несущественной метафорой, ан нет.

Гидра-таки выползает и оказывается многочисленными видеокамерами на кронштейнах. То есть, спектакль-то, значится, направлен на разоблачение медийного мусора и СМИшной бездуховной лютости.

Что выглядит вдвойне странно - потому что именно эти самые бездуховные и лютые СМИ раздувают незаслуженный пиар нестыдной, конечно, но вполне заурядной постановке, выдавая шестидесятнический тухляк за нечто сверхмодное и актуальное.

И в этом у Константина Райкина выходит точно такой же методологический просчёт, приводящий к прямо противоположному эффекту, как и в случае с постоянным эксплуатированием децибел.

Если бы "Сатирикон" был равен самому себе и не стал бы раздувать сомнительные достоинства обычной постановки, то не возникала бы и разница между завышенными ожиданиями и тем, что нам показывали.

...а спектакль, таким образом, вышел про цензуру. Точнее, про самоцензуру, которая требует переходить в опасные периоды общественного развития на "венецианский диалект", плясать и пускать дым в глаза, вместо того, чтобы... Вместо того, чтобы что?